Дорогами Чингисхана

Выносливость монголов повергает в трепет. В первый день нашего перехода погода была такой холодной, что Пол ехал в андской шерстяной шапке, а я как можно глубже натянул на голову армейскую шапку с флисовой подкладкой. Тем не менее мочки ушей у меня начали кровоточить в местах обморожений, вызванных просто-таки режущим ветром. Монгольские пастухи, наоборот, считали, что день выдался для весенней погоды приемлемо мягким. У дээлов очень длинные рукава, которые можно отворачивать на шесть дюймов ниже кончиков пальцев, как настоящие варежки, но монголы и не думали так поступать, а их головные уборы в виде шерстяных шляп или традиционных шапок со стальными навершиями оставляли шеи и уши открытыми. Вечером, когда разбили лагерь, мы с Полом поставили нашу маленькую горную палатку и раскатали двойные спальные мешки. Герел, Ариунболд и группа монгольских художников, а также волонтеры разместились в потрепанной брезентовой палатке. Но араты просто выбрали место, где от постоянно дующего ветра кое-как укрывали низкие кусты ивы со спутанными и лишенными листвы ветвями. Пастухи уложили седла на землю рядком, вплотную одно к другому, образовав символический щит от ветра, расстелили снятые с лошадей потники и легли под открытым небом, прижимаясь друг к другу, чтобы было теплее. Ночью температура упала до минус двенадцати, а из-за коэффициента резкости погоды, должно быть, было еще хуже. Однако в таких условиях, где людям менее закаленным грозила гипотермия, пастухи отлично выспались.

В четверти мили от нашей стоянки находилась так называемая «Могила Чингисхана»: на невысоком, поросшем травой холме стоял каменный саркофаг — четыре огромные каменные плиты, поставленные на ребро, образовывали боковые стенки того, что некогда было громадным гробом. Пятая плита, крышка саркофага, отсутствовала, да и боковины покосились. Столь скромный саркофаг никак не мог быть настоящей гробницей Чингисхана, к тому же по своему стилю вырезанные на каменных плитах рисунки относятся к более позднему периоду. Это было захоронение куда менее значительного монгольского вождя, жившего в другую эпоху, но тем не менее было понятно, почему выбор пал именно на этот холм. Место для последнего упокоения мертвого племенного вождя выбрали так, чтобы с него было видно все, что было самым важным в жизни правителя. Погребение расположено не на вершине, а немного южнее, на склоне, откуда открывается господствующий вид на широкую долину. Могила обращена к теплу солнца, от нее открывается вид на щедрые зеленые пастбища, на близлежащий источник воды и на просторную, защищенную от ветра открытую долину, где племя, вероятно, пасло без опаски табуны своих коней. Это великолепная картина, место на все времена, и я не могу представить себе места более прекрасного и подходящего для могилы кочевника.

Глава 5. Гора Священного Духа

Целью Герела являлась вершина Бурхан-Халдун, Гора Священного Духа. Здесь, в Хэнтэе, согласно «Сокровенному сказанию монголов», находился первоисточник монгольской нации, ибо в виду этой горы отдаленные предки Великого Монгола дали начало роду, потомком которого стал сам Чингисхан. Неясно, рассматриваются ли эти предки как родовые тотемные животные, схожие с теми прародителями из звериного царства, на происхождение от которых ссылаются многие племена североамериканских индейцев, или же это были реально существовавшие люди, которые просто носили имена животных. «Сокровенное сказание» называет их Волком и Прекрасной Ланью и говорит, что они прибыли из-за моря и поселились в верховьях реки Онон, возле Бурхан-Халдуна. Там Гоамарал, Прекрасная Лань, родила сына, Батачи-хана. Его потомки пасли свои табуны в лугах Хэнтэя и охотились на изобильную дичь на лесистых склонах Бурхан-Халдуна, пока не родился в двадцать первом поколении юный мальчик. В правой руке младенец сжимал сгусток крови размером с фалангу пальца. Это была магическая примета: ребенок в будущем должен стать Повелителем мира — Чингисханом.

Жизнь ранних монголов настолько поразительно схожа с жизнью североамериканских индейцев Великих Равнин, которая известна намного лучше, что возникает ощущение, что выдающееся достижение Чингисхана эквивалентно тому, как если бы у индейцев сиу или пауни появился военный вождь, который взялся за завоевание всего континента, от Аляски до мыса Горн, в том числе майя и ацтеков, будь они его современниками. В Монголии, как и на Великих Равнинах Америки, туземные племена жили в шатрах в стойбищах, кочуя с места на место, охотились, похищали у других племен женщин и лошадей, верили в сны; стычки враждовавших между собой кланов и соперничающих групп выливались в войны, а шаманы практиковали экстатические пляски.