— Что ты такое говоришь? — закричала она. — Теперь, когда Джейкоба нет, мы возьмем и вот так просто заведем себе другого? Заменим одного ребенка другим?
— Конечно же, нет, — сказал Люк. — Я думал, что у тебя было достаточно времени, чтобы узнать меня получше. Я обещаю, что сделаю все, чтобы разыскать Джейкоба. Но если ты беременна, Шарлотта, то малышу понадобится отец, — сказал он, скользнув пальцами по ее животу.
У Шарлотты снова закружилась голова, но на этот раз скорее от ярости. Люк, как всегда, говорил слова, которые она очень хотела услышать, только теперь было слишком поздно. Он не говорил о том, что готов разделить с ней все, что имел, или о том, что хочет стать отцом ее ребенка, пока обстоятельства буквально не «приперли его к стене». Значит, он не любит ее. Он просто порядочный человек, который готов взять на себя ответственность за то, что сделал в минуту слабости. Если она действительно носит его ребенка, он непременно предложит ей выйти за него замуж.
Это все было неправильно… Она скучала по Джейкобу так, словно вместе с ним ушла частичка ее души. Но где-то в сокровенном уголке своего сердца Шарлотта с наслаждением думала о полном счастья и надежды будущем, которое рисовал ей Люк: она проведет остаток своей жизни с мужчиной, которого любит, — с мужчиной, которого будет любить всегда, — и с семьей, которую они создадут вместе. Однако это будущее было основано на обязательстве, на чувстве долга. Люк уже был женат раньше, он знал, что такое супружеская любовь. И она знала, что он не хотел пережить этот опыт снова. Чувство, подталкивавшее его к браку, не было любовью.
Шарлотта знала, что если бы она действительно носила его ребенка, и он бы об этом узнал, он бы обязательно потребовал, чтобы она вышла за него замуж… Она сглотнула, не зная, что сказать. Она попала в ловушку и должна найти «правильные» слова. Если она скажет что-то не так, он уже никогда не откажется от идеи поступить благородно.
Шарлотта выпрямилась и посмотрела Люку в глаза, намереваясь поступить с ним нечестно.
— Я никогда не смогу выйти за тебя замуж. — Проигнорировав выражение его лица — удивление, или, скорее, глубокий шок, омраченный злостью, — она продолжала: — Я уже была замужем за мужчиной, которого,
Челюсти Люка сжались, но он молчал.
— Время идет, — сказал он после продолжительной паузы, начиная вытаскивать ящики из фургона. — Ты можешь помочь мне разгрузить фургон, чтобы поставить колеса на колодки?
" Шарлотта не могла себя заставить поднять на него глаза. Она знала, что он понял ее правильно: она не любит его и не полюбит никогда.
На мгновение перед ее глазами, как наяву, пронеслись воспоминания: Люк вносит ее в фургон и целует; Люк копает могилу для тела Люсинды; Люк учит Джейкоба пить молоко из чашки. «Будь сильной, — сказала она себе, — и не говори больше ничего». Потому что, если лгать Люку было единственным способом уклониться от брака, продиктованного исключительно чувством долга и порядочностью, ей придется лгать.
Шарлотту вода никогда не пугала. Не испытывала она страха и сейчас, может быть, потому что большинство фургонов уже переправилось через реку. Во время переправы она сидела у заднего борта, где Альма Блисс уложила часть своих пожитков. Люк правил упряжкой с переднего сиденья, Джордж находился на своей стороне. Они одолели уже четверть пути.
Слева, двигаясь в опасной близости от них, находился первый фургон семьи Смитерсов. Джок Смитерс, крича и бранясь, молотил кнутом несчастных быков. Рядом с ним, вцепившись в сиденье, сидела Молли, выглядевшая до смерти перепуганной. По какой-то причине — то ли Джок Смитерс плохо справлялся со своими быками, то ли он хотел проехать поближе к первому ряду, — но упряжка его окунулась в воду так близко от фургона Люка, что Шарлотта со своего места морда без труда дотронуться до быков Смитерсов.
Сначала Шарлотта услышала крик.
— Папа! — завопила Молли Смитерс, и уже через мгновенье послышался всплеск — Молли головой вниз свалилась в бурлящие грязные воды. Ее голова то показывалась над водой, то снова погружалась. Течение было слишком быстрым, и даже для самого сильного мужчины выбраться на берег стало бы очень трудной задачей.
Шарлотта увидела, как из фургона Смитерсов выглядывает мать семейства, Лавиния. Она тоже принялась кричать изо всех сил:
— Дитя мое! О, дитя мое!