Дорогами тьмы

– Я тебе покажу запись в книге! – Ослепленный яростью, он вырвал листок из пухлого гроссбуха. Всадники довольно загоготали. Брат Пьетро обменялся с Лукой предостерегающими взглядами. Раввин ссутулился, но ничего не возразил, когда его светлость скомкал вырванный лист и швырнул его под ноги еврейского богослова.

– Ну, сколько я теперь должен? – Лорд с силой толкнул долговую тетрадь Луке.

Лука посмотрел на следующую страницу.

– Около шести сотен.

– Сущие гроши! – развеселился лорд и с корнем выдрал из книги и это лист. – Ну, как тебе?

Раввин со страхом глядел на воинов лорда Варгартена. Большинство из них уже покачивались в седлах, одной рукой держа поводья, другой – рукояти мечей, и ждали только отмашки ринуться через широко распахнутые ворота в город. Остальные нетерпеливо застыли возле стола, готовые броситься вперед по первому зову.

– Мы всегда можем договориться, – пообещал раввин. – Я все перепишу, как вы того пожелаете. Мы так благодарны вашей светлости, так рады, что он не побрезговал нашим угощением. Я спишу вам долг, как только вы уедете… когда вы уедете…

Голос раввина затих.

Лорд Варгартен взял в руки долговую книгу, разорвал ее пополам и расхохотался. Обернулся к своим воякам.

– Разрешаю вам взять только одну вещь! – закричал он. – Только одну. Не больше. Берите и – по домам. Мы договорились.

Сочтя последнюю фразу остроумной шуткой, он вновь рассмеялся.

– Мы всегда можем договориться, как сказал мой друг – ростовщик-грабитель.

– Стойте! – схватил его за руку Лука. – Вы не можете допустить безумной вакханалии!

Но воины лорда Варгартена уже сорвались с цепи. Пешие перемахивали через обеденный стол и бежали по главной улице, конные пришпоривали лошадей и летели за ними, застревая в тесных переулках. Лорд Варгартен улюлюкал, заходясь от восторга.

– Поглядим, что они нам притащат! – возбужденно завопил он Луке. – Это ж такая бестолочь! Посмотрим, чем они разживутся. Держу пари, каким-нибудь горшком или тряпьем.

– Остановите их! – заклинал его Лука.

На их глазах ратник одним рывком сорвал ставни на ближайшем доме и локтем, под звон осколков, высадил витражное стекло. Он занырнул в дом и выскочил наружу с изумительным по красоте канделябром.

Другой поскакал к широкому дверному проему и поднял коня на дыбы. Бешено лягаясь, конь высадил копытами дверь, и всадник, наклонив голову, заехал внутрь. Послышался крик.

Лука метнул на брата Пьетро отчаянный взгляд.

– Что нам делать? Как их остановить?

– Никак, – мрачно признался старый монах. – Не в нашей власти что-либо запретить им. Люди в этой деревне – евреи, они несут свой крест. Нам лучше уехать.

– Мы никуда не уедем! – закричал Лука, приходя в исступление от бранных криков, разносящихся по всей деревне, от грохота срываемых с петель дверей, звона разбивающихся вдрызг оконных стекол и душераздирающих криков протестующих жителей. – Мы привели сюда волков! Мы не бросим людей на растерзание!

Брат Пьетро схватил Луку за плечо.

– Они нападали и прежде. Они будут нападать и впредь. Да, сегодня мы привели этих волков в стадо, но волки эти ходят сюда, когда только им вздумается. Иудеям это прекрасно известно – это их терновый венец. Они стойко претерпевают страдания, возрождаются к жизни, залечивают раны и – все начинается заново. Все делается с дозволения Церкви, с нашего, христиан, потворства. Единственное, что мы в состоянии сделать, – убедить лорда Варгартена удовольствоваться малым, как можно быстрее отозвать своих воинов и увести их.

– Но почему жители деревни не сопротивляются?

Брат Пьетро указал на бежавшего по улице человека, за которым гнались два всадника. Они играючи настигли его. Он повалился под копыта лошадей, свернулся калачиком и несколько раз перекатился по земле, обхватив руками голову, тщетно пытаясь защитить себя.

– О каком сопротивлении можно говорить, – горько посетовал брат Пьетро, – если еврея, поднявшего оружие на христианина, немедленно вздернут на первом же дереве, дом его разорят, детей крестят и продадут в рабство, а деревню, возможно, сожгут дотла.

– Тогда пусть уходят отсюда!

– И куда им податься? Везде и всюду к евреям относятся одинаково; бездомные, уже более тысячи лет скитаются они по миру.

– Но почему мы творим с ними такое? – не успокаивался Лука. – Почему позволяем случаться подобным изуверствам? Почему Церковь не запретит своим прихожанам мучить евреев и издеваться над ними?

Среди воцарившегося смятения и хаоса брат Пьетро сохранял спокойствие и выдержку.

– Наверное, все дело именно в этом, – задумчиво ответил он. – Не в том, что они, не имея иного выбора, безропотно страдают, а в том, что мы, имея выбор, продолжаем творить то, что творим.

Накинув на глаза капюшон, словно не желая более видеть, что происходит на улицах деревушки, монах подошел к лорду Варгартену, который, уперев руки в бока, покатывался со смеха, глядя, как его солдаты сеют разрушение и панику. Раввин как сквозь землю провалился – лишь носимые ветром страницы, выдранные из разорванной пополам долговой книги, напоминали о нем.