Милонег все время был рядом — с утра пораньше прибегал в землянку, приносил домашнего угощения, часами просиживал подле и отлучался крайне редко, по жреческим делам. Присаживаясь рядышком, всегда принимался мастерить что-нибудь — то кузовок из липового лыка, то вырезал ложку или солоницу для дома. Споро работали привычные руки, и так же складно текла его речь. Юноша — Милонег был на два лета моложе Зарницы — рассказывал девушке обо всем, что происходило во граде и что слышал в разное время от других. Он первым и вывел девушку за ограду поглядеть на привольные берега Ильмень-озера, на вдающийся далеко в темно-синие воды мыс Перыни, на низкие берега Волхова и град на его берегу. Показывал место, где в камышах залегал Змей Волхов, старший сын основателя града князя Славена. Был случай — пришли с верховьев чужие люди, захотели разорить и пожечь Славенск, но Волх недаром уже при жизни почитался великим чародеем — он вызнал о приходе врага заранее, перекинулся огромным чешуйчатым змеем и залег на глубине. А когда вражьи лодьи стали проходить над ним к беззащитному граду, поднялся со дна и всех потопил. На сушу выбрался едва один из десяти незваных гостей.
С той поры мало кто тревожил зря Славенск, но когда порушил князь Земомысл капища Змея Коркодела и воздвиг на его месте Перуна, стал чахнуть Славенск. Ныне это был вовсе малый град, едва три десятка домов, толпящихся за покосившимся тыном. И поговаривали старики, что не возродиться уже старому Славенску в прежней красе.
Но сейчас дичающие было берега истока Волхова оживали сызнова. На дальнем берегу в версте от Славенска день-деньской стучали топоры — плотничали пришедшие с князем-старейшиной Гостомыслом люди. Отложившие мечи да копья дружинники рубили терем князю, себе гридни да дружинные избы, ставили дома Князевым ближникам, конюшни лошадям да клети для рухляди. Обносили все стеной-тыном, намечая уже, где пройдет вал и ров, ограждающие новый город извне. За растущим детинцом уже закрепилось прозванье — Новый Город, данное до поры, пока не придумается более достойное.
Перед самым Перуновым днем, когда уже отобрали жертвы и готовились достойно поднести их богу, на капище снова прибыл гонец от князя Гостомысла. К тому времени между двумя селениями, как между концами, уже наладили переправу — туда-сюда сновали лодьи большие и малые, перевозя людей и добро. Дружина и ближние люди Гостомысла навезли с собой много добра, на которое меняли в Славенске домашнюю утварь, а поселяне ездили лишний раз взглянуть на новых соседей. Как-то уже само собой сложилось, что Славенск должен был давать Новому Городу дани, кормить две с малым сотни ражих воинов да Князевых ближников.
Гонец явился на капище не просто так — князь Гостомысл звал жрецов освятить Новый Город и слал дары — двух молодых быков, сыновей диких туров. Они были пригнаны загодя и ждали своего часа в детинце на княжьем подворье.
В преддверии праздника все трое жрецов находились на капище и равно слышали весть гонца. Старый Огне-слав, выслушав воина, покачал головой.
— Чтит Перуна князь Гостомысл Буривоевич, — изрек он. — Достойно и нам почтить князя за дела его и помыслы… Тако молвлю — Новый Город его освятим и дары примем. Ступай назад, сыне, да повести князю своему — назавтра будем!
Гонец почтительно поклонился старому жрецу, и Зарница, уже знавшая, что ей делать, поднесла ему братину меда. Приняв корчагу, воин на миг задержал взгляд на девушке — от него не укрылся ее воинский пояс и только начавшая отрастать косо срезанная коса. Но на капище всякая женщина — жрица и зря обижать ее негоже. Осушив братину, воин вытер усы, поклонился девушке и ушел.
Проводив его долгим взглядом, Огнеслав перевел взор на младших жрецов.
— Ведомир, — позвал он негромко, и названный качнулся вперед. — Завтра будь у князя… И кого хошь из молодших с собой возьми.
Ведомир — это само собой разумелось — со временем должен был стать преемником старого Огнеслава. Он оглянулся, и Зарница не удивилась, когда он кивнул ей.
Ее обучение началось исподволь и шло незаметно. Постепенно девушка поняла, что тот первый раз, когда ей повелели освятить место гадания, был испытанием — сможет ли она воспринять не столько разумом, сколько душой и телом науку жречества. С того дня не проходило ни праздника, ни малого обряда, чтобы в нем не участвовала она.
Старый Огнеслав и тянувшийся подражать ему Ведомир не умели или не хотели тратить на девушку лишних слов — просто подзывали и давали наказ. Сколько раз их слова сбивали Зарницу с толку! Не будь рядом всегда готового помочь, показать и рассказать Милонега, она бы не совладала и с половиной возложенных на нее дел. Юноша сам только год назад был посвящен в жрецы и еще свежо помнил собственное учение. А может, дело было в том, что он был молод и не женат.