Дороги домой больше нет

– Давай обсудим это в понедельник, после уроков, а то я сам не знаю можно ли, и мне нужно идти на встречу с родителями, – предлагает Игорь Васильевич, и я снова охотно соглашаюсь.

– А вы правда не знаете?

– Не знаю. Желающих заняться всем и сразу немного, – в его голосе слышится веселье, но я не обижаюсь. Да и на что?

– Ладно. До свидания, Игорь Васильевич, – говорю я и ухожу. Ученики снуют туда-сюда, на стенах висят с расстоянием где-то четверть метра друг от друга маленькие мешочки. Вероятно, их налепили так далеко, чтобы люди не толпились рядом.

Не желая быть частью этой толпы, отхожу в сторону и забираюсь высокий, широкий подоконник. Я с интересом наблюдаю за одноклассниками, просто знакомыми и незнакомыми лицами. В общем-то мне незачем быть здесь: Алиса с Фёдором всё равно не пришли. Поздравлять мне некого, и некому поздравлять меня. Просто сижу тут и наблюдаю сверху за жизнью других внизу.

Я снова далека от них, словно между нами непреодолимая пропасть. Я всегда и неизменно была одинока в толпе людей, и слишком сильно ненавижу это ощущение. Сейчас это чувство возвращается, и я даже поражаюсь, насколько оно гадкое. Когда Снежка или ещё кто-то рядом я могу хоть немного забыть о нём. Наверное, эта одна из них вещей, что я на самом деле ненавижу.

Все выглядят такими до ужаса, до тошноты счастливыми. Я эгоистка? Нет, ведь нет ничего эгоистичного в том, чтобы хотеть тоже весело общаться с друзьями, и спрашивать родителей о том, как они будут праздновать Первое Декабря дома.

Это тоже традиция: начать с подарков, закончить «пиршеством» дома. Есть даже какие-то традиционные блюда на этот день. На Первое Декабря и на Первое Мая.

Но сейчас и здесь я одна. Потому что просто-напросто боюсь. Не знаю, чего боюсь: пойти ли домой, признав, что я до ужаса одинока, или довериться кому-то так, чтобы он стал по-настоящему частью моей жизни, даже самой крохотной. Наверное, я боюсь этого одинаково сильно. Ведь общение с Снежкой я мало ценю, потому что она – пустая, как мне кажется, но она ничего от меня не требует, и я её не отталкиваю. Смысл-то?

Я изучаю взглядом одного ученика за другим. Все такие радостные. Я тоже такой быть хочу. Только пока не знаю как. Не знаю, насколько эта мысль правдива, но мне кажется, что я никогда не пойму «как?», если продолжу вот так вот сидеть. Может и надо бы пойти, что-то сделать, но что? Что сделать? И главный вопрос: как? Просто подойти и начать разговор?

Нет, я ещё не готова к такому. Позже – обязательно, а сейчас нет. Я забираюсь на подоконник с ногами, обнимаю себя, неотрывно слежу за учениками внизу и тихонько вздыхаю. Взгляд вновь падает на пустое место для мешочка.

Хватит сопли распускать! Но сегодня я чувствую себя поразительно слабой, даже в какой-то мере разбитой. Словно наружу вышло то, что я усиленно прячу внутри себя.

Вытаскиваю из рюкзака печенье и начинаю его есть.

Василиса настояла, чтобы я его взяла: мол, раз сегодня в школе не кормят, надо хоть небольшой перекус иметь с собой. Я ни разу не отбрыкивалась и не отказывалась, я всеми руками и ногами «за». Потому что знаю: печенье – это вкусно.

– Привет, мисс Кис-Кис, – раздаётся снизу. Я не сразу, далеко не сразу понимаю, что мисс Кис-Кис – это я, и тотчас свешиваюсь вниз.

Третьекурсник не смотрит на меня, его взгляд устремлён куда-то вглубь коридора. Но что-то с Лёном сегодня не так. Я перегибаюсь вниз ещё сильнее: в коридоре шумно.

– Печенье будешь? – спрашиваю я, просто потому что хочется спросить что-нибудь. И да, я очень щедрая!

– Давай, – мимолётная усмешка мелькает на его лице. И вот уже Воронёнок сидит рядом со мной на высоком подоконнике. Я протягиваю ему угощение и сама беру штучку. Ещё немного и у меня живот разболится от сладкого, а я съела всего полпачки. Мне определенно нужен помощник. – Не видел твоего мешочка, ты что, уже его забрала?

Воронёнок снова улыбается, но теперь не улыбаюсь я.

– Я его и не вешала. А зачем? – честно говорю я, отправляя кусочек сломавшейся печенюшки в рот, и фыркаю. Признаться, поначалу я даже не поняла, для чего нам выдали эти мешочки.

– То есть зачем? – округляет глазки Лён. Я снова фыркаю, но на моём лице уже нет того «каменного» выражения. Теперь я хоть не одна. – А подарки тогда тебе куда класть?

– А кто будет-то? Ещё скажи ты! А если серьёзно, то я не вижу в этом смысла, – на самом деле я просто не хочу смотреть на свой, сиротливо висящий, пустой мешочек рядом с другими, полными.

– Ну, например, я, – на сей раз третьекурсник улыбается так широко, как я прежде не видела, и лезет в карман. – Так, это не то, ой, это тоже не то… а это вообще там откуда?.. О, нашёл!

Парень вытаскивает на свет брелок-листик и гордо протягивает мне. Я глупо таращусь то на вещицу, то на колдуна.