Только я уже давно не ребёнок. Но и вариант «бить да побольнее» не подходит – нечего направо и налево руки распускать. Да и так колдуны не поступают: я ни разу не видела у них ни одной драки, а в земной школе что ни день, то кто-нибудь устроит потасовку.
Тут появляется вопрос: если ни заплакать, ни ударить – то, что тогда?
– Но, мне казалось, друзьями становятся по обоюдному желанию, а не когда одного принуждают к «сотрудничеству». Скажешь, не так? – мне интересно только одно – что Вася ответит.
– Так, – мальчишка опускает голову точно также как и его сестра пару минут назад. Видимо, это у них семейное!
– И?..
– И… – поражает меня догадливостью Вася, – отец на самом деле велел нам присматривать за тобой, но потом я понял, что на самом деле хочу дружить с тобой, Ань.
В его глазах столько искренности и надежды, но я пропускаю это мимо ушей. Сейчас ничего не имеет смысла, кроме как ложь.
– Тогда, может, я… Ты можешь меня простить? – он выглядит смущённым и если и играет роль, то играет её превосходно. Только мысль о вранье, причём таком наглом и очевидном, не даёт мне покоя. – Пожалуйста.
С другой стороны, а как бы поступила я?
Если бы отец попросил меня за кем-то присмотреть, то, как бы поступила я? Если бы была обычной колдуньей?
– Если ты правда этого хочешь, дай мне время остыть. Сейчас я слишком зла, чтобы думать головой, – признаю я совершенно искренне.
Васю такая прямота – ну, я думаю, что именно она, – сбивает с толку, но пронзительные, офигенно-голубые глаза по-прежнему смотрят с надеждой. Неужели он правда хочет дружить со мной? Я не понимаю, всё ещё злюсь, но теперь мне вдруг хочется принять решение в «его пользу». Ну уж нет, я должна подумать. Надо остыть, чтобы голове не мешала ни злость, ни эти до нереальности ярко-синие глаза!
– Ладно, я пойду, увидимся, – машу на прощание я рукой, резко развернувшись, и тем самым закрываю разговор.
– Ты ведь скажешь, что решила… – неуверенно начинает Вася, но не договаривает, видимо не найдя слов, чтобы выразиться правильно.
– Скажу, – киваю я и ухожу. Вот так вот просто и спокойно. Без криков и истерик, хотя мне очень хотелось. Они меня обманули! Обманули!
Мне нужно побыть одной.
Я глубоко вдыхаю прохладный воздух, и чувствую, как он обжигает лёгкие…
Но вместе с холодом приходит спокойствие. Хотя нет, «спокойствием» это сложно назвать, скорее… холодность. Лёд, который душит все остальные эмоции, чтобы было не так больно.
Я стираю с щеки слёзы и неожиданно замечаю, что она сухая. Ни слёз, ни горя, только боль.
В самое сердце выстрел. Но могло бы быть больнее, если б позднее.
На следующий урок Снежка не приходит, а Кристина опаздывает, на её лице больше нет и намёка на самонадеянность. Она, скорее, выглядит несчастно-помятой. Могу предположить, что подружки уже выяснили отношения.
Ну и ладно, выяснили отношения и хорошо, меня это не должно волновать. Однако волнует. Я всё ещё зла. На Снежку, на себя, на Васю, и совсем немного на Кристину. А вообще, я думала, что Кристина и Снежка – лучшие подруги, но, выходит, это не так.
В тот же день я сижу в сарае с Фёдором и пытаюсь в тоненьких защитных перчатках вытащить колючку из бока ёжика (какое чудо, что колдуны могут наделять даже ткань прочностью металла). Только проблема в том, что это не обычный ёж, а мохнатый ёж, который только в случае опасности выпускает иголки.
Несмотря на то что мне хочется побыть одной, я отлично знаю, что останься я одна – самобичевания не избежать. Поэтому, проявляя чудеса сдержанности каждую минуту, я сижу с Фёдором и зверюшкой, которая может в любой момент проделать в моей руке дыру.
И единственная опасность для него сейчас – это я. Вот, наконец-то, мне удаётся подцепить колючку, как ёж вмиг ощетинивается!
– А-у-у! – тотчас отскакиваю от зверька я.
Иголка воткнулась мне в руку как раз между защитных квадратиков. Я мигом стягиваю перчатку. Руку жгёт нестерпимо! И даже крика боли не вырывается, настолько больно.
Хоть что-то, кроме боли, обиды и пустоты внутри.
– Аня! – рядом тотчас оказывается Фёдор.
– Ерунда, – отвечаю я и трясу рукой. И мой ответ – правда. Потому что в душе мне сейчас так тошно, что хочется забыться хотя бы физической болью.
– Их колючки могут быть ядовиты. Я сейчас Олега вызову, – он вытаскивает из кармана нечто, что колдуны зовут «звенелкой» и выходит из сарая. Кажется, у меня среди купленных Алисой вещей тоже такой зелёный квадратик завалялся. Только я им не пользуюсь.
Крови почти нет, но ладонь выглядит малоприятно. Как бы заражение не началось, а то вряд ли у ежей из леса колючки стерильные! Я наблюдаю за раной и, кажется, даже не понимаю, что «дыра» от иглы на
В сарае сейчас я одна – Фёдор вышел – и притворяться, что всё хорошо вмиг становится сложнее. Словно когда рядом кто-то это даёт сил верить, что всё будет хорошо. А сейчас мне кажется, что все плохо и дальше будет только хуже…
– Аня, ты где? Идём, – в двери возникает голова Фёдора.