Трагедия, где попросту смаковались мучения и страдания без конца и смысла, скорее всего ради контраста: «а вон все страдают, а у меня покой один». В современном театре трагедия – нередко содержит созидательный смысл, она показывает – из-за чего собственно трагедия произошла, учит. Если же вы почитаете древнегреческие трагедии – это непрекращающиеся утверждения и обсуждения о того, как все плохо. Причем там трагедия настолько трагедия, что превращается уже в смешное действие с точки зрения современной личности: плохо каждому персонажу, причем всюду. Если жизнь, – то плохая, если прохожий встречается – он в гонениях. Если женщина – в бедах и вдова, как же иначе.
И вторая линия, желательная для темного олимпийца на этапе остановки – древнегреческая комедия. Которая так же значительно отличается от смысла современного термина. Она показывает крах, якобы обреченность и несерьезность любых новых инстинктов. Древнегреческая комедия – это набор издевательств и насмешек в инстинктах, «приключения Порки» древности.
«Я на празднике Панафинеи
Чуть от смеха не умер, когда я смотрел,
Как один человек, белотелый пузан,
Наклонившись вперед, за другими бежал;
Он из сил выбивался, меж тем отставал.
А его керамейцы в воротах-то бьют
По бокам, и в живот, и по бедрам, и в зад.
Сам же он, получая ладонью хлопки,
Убегает от них... треща
И свой факел притом задувая».
Светлый олимпиец седьмого подвида познает чувственные стремления. Творя их согласно высшему смыслу, с помощью влияний своих основ – седьмого подслоя методов опеки. С помощью наслаждений опеки. Но здесь нужно понимать, что наслаждения – это образный термин, и в данном случае он касается именно инстинктов опеки, а не каких-либо других наслаждений. Олимпийцы седьмого подвида наслаждаются инстинктами. Помните важный нюанс, изложенный в первых главах, который будет постепенно раскрываться от главы к главе, от книги к книге? Нечеловеческие блага! И здесь это можно очень наглядно оценить, так как веер основ олимпийцев седьмого подвида это самый-самый первый слой, который выше человеческой основы. Вот человек делает телегу, плотно подгоняет колеса под оси, пропаривает некоторые деревянные детали, придавая им нужную форму. Все это он воспринимает исключительно через свойства опеки. А теперь посмотрим на восприятие олимпийца в человеческом теле (для более наглядной и очевидной разницы) – который делает то же самое. О, он прикасается ко всему вееру нечеловеческих благ, воспринимая самым очевидным образом и методы! И это будет наслаждениями (в опеке). «Подвезли древесину, теперь будет деревянно и шероховато, да и свежая!». Передергивает плечами, ощущая уже внешнюю, готовую дать наслаждение, пространственную страсть. Подходит к парилке, выпуская несколько струй пара: о, паровато! Ааа, какой запах, запах моей работы!
Неизреченное познание олимпийцев седьмого подвида похоже на допытывающийся залихватский интерес к тому, как можно обеспечить гармоничное будущее чувствам в самом внешнем, прикладном аспекте. Это и будет чувственное стремление. Чувственные ощущения, предыдущий подслой уже есть. Но теперь нужны такие инстинкты, которые позволят фактически испытать эти чувства, почувствовать их. Поэтому образно такой олимпиец подобен химику, который восклицает: здесь чрезмерно паровато противогаз и щелочные фильтры, живо! Иначе и с наслаждением от происходящего, и с будущим чувств могут быть большие проблемы. А вот он же, в лабораторном халате, записывает в лабораторный журнал: «На таком игровом поле мяч взлетает максимум до такого-то уровня». Но тут суть не в химическом производстве, лабораториях или каких-либо технических процессах вообще. Это светлая находчивость в наслаждениях ради чувств. Логически подобная действиям дэвов седьмого подвида, описанных в предыдущей книге. Но и в случае наслаждений, и в любых других – деяния светлых не только напрямую дают и творят, но и ограничивают, а также изменяют. Что если светлая личность, увидит такие влияния основы которые вредят гармонии слоя познания. Конечно же, светлая личность их и ограничит и изменит.
Наблюдал как-то за девушкой, это светлый олимпиец седьмого подвида, она рассуждала в общих чертах так: пойду сегодня на свидание с моим молодым человеком, как приду – наверное, нужно тут же сесть к нему на колени и обнять, здороваясь. Нет, пожалуй нет, не сегодня. Я в шерстяных штанах, они же кусаются! А понравится ли ему в чувствах, если я буду кушать конфету, когда приду на свидание? Пожалуй нет, слишком хрустяще. О! Что если пшикнуть из баллончика сливок ему на губы и поцеловать! Ай, опять не то. Липковато. Знаю! Я приду в спортивной в меру обтягивающей кофте, быстрым шагом и мимолетом, но тепло поздороваюсь. Ветрено! Да, да! Определенно подходит для этого свидания!