…На самом деле это оказались пара книг и пустая шляпная картонка, свалившиеся со скверно прибитой полки, — наверняка Жак собственноручно прибивал, лентяй безалаберный. Хорошо, по крайней мере, на этой полке не оказалось ничего тяжелее. Хотя и от книжки, похоже, синяк останется…
Дзиннь-дзиннь-дилинь-дилинь!
Никогда еще агента Кангрема не будили с такой садистской беспощадностью. В ушах пронзительно звенел отвратительный дребезжащий звук, глаза резало, в носу стоял едкий запах, подозрительно похожий на аммиачный, в рот словно сыпанули перцу, а тело сотрясали беспорядочные импульсы боли.
— Проснись! — пробился сквозь оглушительный звон чей-то отчаянный крик. — Встань! Вы мне нужны! Жак, не смей опять падать!
Кангрем рывком сел, подхлестнутый мгновенным воспоминанием о том, кто он такой и что здесь делает. Перед самым его носом пролетел вампир, отброшенный невидимой силой, ударился о стеллаж со скобяными изделиями и тут же вскочил как ни в чем не бывало.
Стоящий у лестницы эльф с перекошенным от ярости лицом и неестественно растопыренными руками послал в противника еще один магический снаряд и прокричал:
— Жак, где кольцо?! Скорей! У меня ничего нет на вампира! Он не обездвиживается! И не горит! Я его так долго не удержу!
— Нет у меня кольца! Мыш его обратно забрал! — простонал Жак, лежащий у него под ногами. — Перестань! Больно же! Я даже в трансе чувствую!
— Не могу! — С пальцев Мафея сорвалась синяя молния, которая тоже не причинила вампиру никакого вреда. — Если я перестану поддерживать «шоковое пробуждение», мы все заснем!
— Мухобойкой его! — посоветовал Жак, по-прежнему не двигаясь. — На время поможет…
Вампир, уже приблизившийся к юному магу почти вплотную, опять отлетел к стене.
— Я не успеваю! Давай сам!
— Я не могу сосредоточиться, больно!
— Сейчас, ребята… — пробормотал Кангрем, с трудом поднимаясь на ноги. — У меня в шкафу… сейчас…
На первом же шаге его повело в сторону, и он чудом не упал, в последний момент ухватившись за край открытой двери.
— Жак, постарайся! Умирать больнее!
Шкаф… вот он… Да что же такое, в глазах темнеет, пол шатается… Звон этот непрерывный… вонь… боль… ни хрена себе «пробуждение»… Сволочь Митька… Надо было сразу Макса послушать…
Копаться в шкафу времени не было. Одним взмахом руки Витька выгреб наружу все содержимое и сквозь пелену в глазах попытался отыскать среди рассыпавшихся вещей нужный предмет. Здоровый такой, не мог же он потеряться… Ага… вот…
Как назло, кол упал на пол, и за ним пришлось нагибаться. В три приема, осторожно, изо всех сил вцепившись второй рукой в столешницу. С трудом сомкнув непослушные пальцы на спасительном орудии, Кангрем так же медленно начал выпрямляться и тут наконец рассмотрел причину своего мерзкого состояния. Несколько секунд он не двигался, тупо уставившись на стекающий по рукаву кровавый ручеек, затем очередной всплеск боли напомнил, что надо поторопиться, а то умирать — оно в самом деле… того… то есть не того…
За дверью что-то гулко хрястнуло, затем в очередной раз загремел стеллаж со скобяными изделиями, и срывающийся от напряжения голос эльфа выкрикнул:
— Мазила!
— Он увернулся, — пожаловался Жак.
Кангрем примерился и, оттолкнувшись от стола, бросил неустойчивое тело к двери, где опять вцепился в косяк, чтобы не упасть. Вампир в очередной раз восстал из-под рассыпавшихся гвоздей и с фанатичным упорством вновь ринулся на эльфа. Понимал, гад, на ком тут все держится и кто для него опаснее всех…
Собрав в кулак последние силы, Кангрем прыгнул ему навстречу, обеими руками стиснув выставленный впереди себя кол, собственноручно вытесанный из тверской осинки. Затормозить на лету Митька не успел. Они рухнули рядом — налетевший с разгону на кол вампир и его обескровленная жертва.
В тот же миг раздражающий звон и прочие волшебные пакости прекратились, и Витька опять погрузился в блаженное небытие, сопровождаемый несуразной мыслью: «Ван Хелсинг, блин, нашелся…»
Кантор в который раз посмотрел на часы, как будто они неким чудесным образом могли ускорить ход времени и за прошедшие пару минут очередной бесконечный вечер вдруг закончился. Припомнил местные цифры, убедился, что еще по-прежнему нет и семи. Взглянул в окно, где в сереющих сумерках начинали зажигаться окна. Город, с первого взгляда потрясший его обилием громадных зданий и толпами людей на улицах, к вечеру превращался в нечто еще более невероятное. Когда уходило солнце, улицы наполнялись иным, волшебным светом. Горели фонари, светились бесчисленные окна, сияли и переливались вывески, словно весь город (или его часть, видимая из окна) становился одним огромным кварталом Пляшущих Огней.