ДОРОГИ И СНЫ

Кира, громко урча, занялась ужином, а сам хозяин уныло попялился на полки холодильника и захлопнул дверцу. Есть не хотелось. Хотелось напиться. Впрочем, так было с самого первого дня, но раньше достать спиртное не было никакой возможности и проблема снималась сама собой. Сейчас же, когда Кантор в любой момент мог дойти до магазина, бороться с малодушным желанием приходилось силой воли и жестокими моральными пинками.

— Сопьешься к едреным демонам, — угрожающе поведал Кантор своему отражению в темном оконном стекле. — Превратишься в слюнявое ничтожество, вечно ноющее и готовое побираться ради восьмушки. А из пьяницы хреновый мститель, если ты вдруг забыл. Руки трясутся, в глазах муть, в памяти провалы…

Отражение, причудливо разукрашенное светящимися квадратиками окон в доме напротив, безмолвно внимало.

Кантор мрачно выругался и отвернулся от окна. Так ведь и в самом деле можно умом тронуться и не заметить, если целыми днями разговаривать то с кошкой, то с собственным отражением, то с внутренними голосами. Жаль, Саша так и не сумела внятно объяснить дорогу к дому старого маэстро. Или не захотела. Нет, наверное, все-таки не смогла. Туда надо ехать на трамвае, а потом еще идти пешком… Если номер Кантор еще в состоянии разобрать (уж несчастные десять цифр-то можно запомнить), то названия улиц на табличках — увы… Жаль, что в тот раз он был пьян и дорогу не запомнил…

Жизнерадостно пискнул дверной замок, мгновенно выдернув Кантора из мрачных размышлений и вернув к реальности. Настя все-таки нашла в себе силы навестить страшного варвара и проверить, не натворил ли чего. Смешная… Надо бы как-то разобраться с ее глупыми страхами. Поговорить ласково, успокоить… чаем напоить, что ли.

Постаравшись придать лицу максимально приветливое выражение и даже насильно заставив себя улыбнуться, Кантор шагнул в коридор, чтобы встретить гостью и помочь раздеться, но едва он ее увидел, как улыбка сама собой потухла, а заготовленное приветствие застряло в горле.

Девушка стояла у дверей, одной рукой прижимая к себе сумку, а другой стискивая ручку небольшого черного чемоданчика, и ее в буквальном смысле слова трясло. Словно с ней приключился приступ болотной лихорадки или она простояла ночь на морозе. Тряслись руки, ходуном ходили колени, крупно вздрагивали плечи, дрожали губы на побелевшем лице, а в глазах стоял такой ужас, будто за бедняжкой гналась дюжина вампиров.

— Что случилось? — выговорил Кантор, опомнившись и подхватывая чемоданчик, который Настя вот-вот уронила бы.

Девушка несколько раз быстро моргнула и судорожно вдохнула, словно собиралась заплакать.

— Диего, можно, я… поживу здесь… немного?

Кантор растерянно поставил чемоданчик и выпрямился.

— Да можно, конечно, но что случилось?

Ему и в самом деле недоставало воображения представить, насколько ужасное нечто должно было случиться, чтобы бедная Настя, забыв свой страх перед ненормальным пришельцем, искала у него от этого самого «нечто» убежища.

— Я… я сейчас расскажу… Только… опомнюсь немного…

— Успокойся, здесь тебе ничто не грозит. — Кантор потянул руку за сумкой и все же произнес вслух единственную версию, которая пришла ему на ум: — Неужели твой этот недоумок решил, что мало получил?

Настя горестно мотнула головой:

— Нет… он не появлялся… Все еще хуже…

— Успокойся. Давай сюда куртку. Разувайся. Проходи на кухню. Сейчас выпьешь чаю, расслабишься и все мне расскажешь. Я бы предложил тебе выпить, но нету. Могу сбегать, если хочешь…

— Нет! — почти выкрикнула перепуганная девушка. — Не уходи!

— Хорошо-хорошо, никуда не уйду, только не трясись ты так.

Кантор подхватил чемоданчик и сумку и торопливо направился в комнату, пока Настя не обратила внимание на выражение его лица. Не было уверенности, что оно осталось неизменным, когда сволочные голоса вздумали высказаться.

«Ты там смотри, — мрачно съязвил второй, — а то у тебя утешение перепуганных девиц сам помнишь чем заканчивается».

«Что б ты понимал! — немедленно отозвался первый. — Как раз то, что им обоим нужно! Ты того… не зевай! Сам знаешь, лучшее лекарство от потерь — новые приобретения…»

Кантор мысленно высказал, где и в каком виде он видал подобные способы утешения, и потребовал заткнуться.

«Странно, — хором подивились оба голоса, — после хинской истории ты именно так и утешался…»

«Это был не я, — огрызнулся Кантор, — а ты. Нечего тут…»

«А меня тогда вообще не было!» — возмущенно вставил второй.

«Вы мне мешаете! Сколько раз говорить. — общайтесь так, чтобы я вас не слышал! Особенно когда я с живыми людьми разговариваю! Без вас тошно, придурки!»