Юные Даллеты думали, что вернутся домой также, как приехали — через цветущие приморские долины, загадочный тоннель, а оттуда спустятся по горным дорогам, завитым, точно бараний рог. Но судьба в лице адмирала Альге распорядилась иначе. «Мы пойдем на моем фрегате» — сказал он, и отвел им пару дней на сборы и прощания. Тайри недоумевала, с чего вдруг такая спешка и что собирать: вещей-то всего ничего. Это теперь, став взрослее, она поняла, что старый моряк просто дал время попрощаться Номару и своей рано овдовевшей дочери. Как он смотрел на них тогда: с глубокой печалью и одобрением. Ничего не говорил, никогда не мешал, лучше прочих понимая, что у этих двоих времени почти не осталось. Он что-то знал о том, как может сложиться судьба молодого Даллета, знал и заранее сочувствовал. Наверное, именно поэтому лорд Альге и не позволил им тратить время на сухопутное путешествие.
Когда восьмивесельная шлюпка отчалила от берега, и силуэты провожавших их леди Ифар и Трома-младшего стали плохо различимы, Номар тяжко вздохнул и задал сестренке совершенно недетский вопрос:
— Как думаешь, мы с ней еще встретимся?
Риторические вопросы так не задают — глядя в глаза собеседнику с надеждой и печалью. Тогда Тайри впервые ощутила, как на слова брата откликнулось не только её сердце, но и нечто большее, непонятное, с чем был связан её дар. По спине пробежали мурашки, а в глаза точно плеснули соленой морской водой. На секунду мир исказился, веки резануло болью. Интересно, где такие моря, вода которых позволяет заглянуть в чужое будущее?
— Вы обязательно встретитесь, Нори. Вам никуда не деться друг от друга. Ты будешь появляться и исчезать, а она — ждать тебя, даже когда все остальные потеряют надежду, — медленно проговорила Тайри почти шепотом. Незачем посторонним знать о том, что ей открылось. Кузен крепко обнял её за плечи, прижал к себе, неловко чмокнул в висок, где начинались светлые, с медовым отливом, завитки волос.
— Ты дрожишь. Замерзла?
— Не-а, — совсем другим голосом ответила его сестренка, снова становясь семилетней девочкой. — Мне страшно. Было. И глаза болят.
Маг и сын мага, Номар понял, что все услышанное им сейчас — настоящее. Настоящее предвидение, очень опасное для детей, да и для обученных всем премудростям взрослых тоже. Потревоженное время всегда накладывает свой отпечаток. Номар видел пророков и ни за что на свете не желал Тайри такой судьбы.
— Девочка моя, ты больше так не делай, ладно? Не заглядывай так далеко, даже ради меня, — попросил он ласково.
— Оно само, Нори, — страх отступил, и напряжение вместе с медленно исчезающей болью пролилось слезами. Тайри всхлипывала, вцепившись в руку брата, соленые ручейки постепенно пропитывали её шарф и воротник куртки. — Мне просто стало так жаль тебя и леди Ифар. А потом я увидела что-то… смутное. А слова запомнила. Но если ты просишь, то я больше не буду к этому прислушиваться.
Номар стирал слезы с её щек и подбородка, говорил что-то успокаивающее, перескакивая с одного на другое, а в душе отчаянно молился, чтобы ищейки из тайной службы Императора никогда не узнали об этом случайном её даре. И не превратили бы чудесную общительную и веселую девочку в угрюмое, живущее в темноте существо, для которого каждая новая встреча с вопрошающим — пытка. Каждый новый ответ на вопрос возвращался к предсказателю хорошо если головной болью или слабостью. Поговаривали, что они платят за способность видеть сквозь время своей жизнью: часами, днями, годами. Потому и живут так недолго. Умные родители, разглядев у родного чада подобный дар, всячески прячут его от посторонних, а когда дитя войдет в возраст, стараются побыстрее его женить или отдать замуж. Да так, чтобы сразу внуками обзавестись. Потому что, как только у потенциального провидца рождался ребенок, дар исчезает, уступая место обычной родительской интуиции.
**** **** ****