Дороги и Тропы (СИ)

Если бы кто-то осмелился заглянуть в окно небольшого старинного дома в квартале Семи Гильдий, он бы увидел, как ваюмн меряет шагами комнату — час, другой, третий, не замечая оплывающих и гаснущих по очереди свечей. Кода последняя из них, зашипев, угасла, он без сил упал на кровать. Лицом в подушку, чтобы никто, даже завладевшая комнатой темнота, не увидел безумного счастья, на нем написанного. Все что случилось с ним, похоже на сказку. Да — запретно, да — опасно, совершенно невозможно, безумно, неправильно, но… Он, Гайдиар, сын Венелла и Сиды, сын высшего Посвященного из главного храма Указывающего Путь и скромной служки из храма Щедрого Сердца, сам по себе был невозможным и неправильным от рождения. Верховный жрец не мог не то что полюбить — даже заметить простолюдинку, убиравшую цветами храм светлой Орсейи, Подательницы урожая, но это случилось. Их брак никоим образом не мог быть благословлен — однако оба Предстоящих сделали это. Дитя получило при рождении вместо одного таланта два — тоже крайне редкая история… До недавнего времени вся его жизнь в родном мире, всё, что случилось с ним вплоть до Долгого пути, не вспоминалось мастеру, не тревожило и вообще казалось полузабытым сном. Как же получилось, что он почти забыл сам себя? Кто хотел, чтобы то время стерлось из его памяти? И почему холодная и отстраненная, точно зимняя звезда, Предстоящая по имени Ноа Хранящая Знание, избрала именно его? Почему призвала не своего высшего жреца, а чужого посвященного далеко не первого круга? Воистину, цели Предстоящих не понять смертным.

С того момента, как он впервые увидел свою ученицу, жизнь наставника Гайдиара начала меняться. Он будто проснулся. Невидимые и неощутимые цепи, сковывающие память и сердце, рассыпались невесомым инеем, и с каждым днем ваюмн чувствовал себя всё более живым. Так получилось, что странная девушка, которой зачем-то понадобилось научиться ходить по Тропам, вернула мастеру самого себя. Вышколенный мозг пока еще отказывался понимать, насколько это важно, а сердце уже захлебывалось от радости, зная, что случившееся — самый бесценный подарок, который может сделать один человек другому. Ведь теперь для него все возможно: искренний восторг, смех до изнеможения, страх потери, мудрое молчание вдвоем, слезы горя и радости, трепет и волнение. Разве это не прекрасно? И, видят Предстоящие и Творец, почитаемый здесь, он ни за что на свете не откажется от возможности быть с этой чудесной девушкой…

Сон не шел, мастер Гайдиар встал, зажег новые свечи и взялся за перо. К утру были готовы несколько писем, одно из них отправится в императорский дворец. Ваюмн еще раз внимательно изучил флакон с бледно-синей водой из нездешнего моря. Как немного нужно было миру, чтобы осуществиться… И как мало нужно было ему самому, чтобы стать настоящим, а не призраком себя прежнего. Всего лишь один человек рядом.

Тайри весь вечер пыталась не думать о последнем разговоре с наставником. Занимаясь обычными рутинными делами, приводя в порядок артефакты и оружие, отмокая в бассейне с теплой ароматной шипучей водой, она старательно отгораживалась от воспоминаний о сияющих серо-зеленых глазах и горячих, таких невероятно уютных, объятиях. Ей казалось, что отсутствие свободного времени — наилучшее лекарство от опасных мыслей. Составляя по свежим следам подробный отчет о случившемся с нею в путешествии, юная леди была абсолютно уверена, что победила собственное сердце. Выводы, сделанные после боя в мире Роневен, однозначно предупреждали: никогда нельзя расслабляться, даже если вокруг тишина и благолепие. Кто угодно может преподнести сюрпризы, и на Тропе, и здесь, в родном уютном мире.

Убедившись, что все возможные дела переделаны, Тайри отправилась спать — в самый подходящий час предрассветной тишины, когда ночные птицы уже не поют, а утренние еще не проснулись. Уснула она легко, а утром встала в полнейшем смятении. Сон не запомнился, оставив только тяжелое ощущение того, что все рушится, и горькое отчаяние: ничего уже нельзя сделать… Все это было настолько острым и изматывающим, что молодой герцогине пришлось снова пройти ритуал восстановления. В противном случае с такой тяжестью на душе оставалось только шагнуть в пропасть с Дозорной башни или, сняв все щиты, выйти на Тропу.

"Собрать" себя удалось, методика древних была безотказна, но чуткая Одри все равно что-то уловила — во взгляде ли хозяйки, а может, в задумчивом ее молчании. За завтраком она несколько раз спросила, хорошо ли миледи себя чувствует, и не случилось ли чего вчера. Ни один ответ ее, похоже, не устроил, покачав укоризненно головой, она сказала:

— Лучше бы вы не таились, миледи. Может, мы вместе чего и придумали. А иначе как прикажете вас уберечь? Я матушке вашей обещала.