Дороги Катманду

Они проехали через жалкую деревушку, хижины которой с соломенными крышами прижимались друг к другу, словно пытаясь защититься не только от солнца, но и от жестокого мира. Оливье увидел в деревне только женщин и детей, а также нескольких стариков, доживающих свои последние дни.

— Это деревня париев, — объяснил Патрик, когда они оставили деревушку далеко позади. — Это неприкасаемые, они не принадлежат ни к одной касте. Палнах, деревня, в которой я сейчас работаю, точно такая же. Все мужчины из нее уходят на заработки в соседнюю, более богатую деревню. Ну, относительно богатую. То есть деревню, в которой жители принадлежат к той или иной касте, где мужчины вправе считать себя мужчинами. Парии — это вообще не люди. Их заставляют работать, как лошадей или буйволов, им дают что-нибудь съедобное, чтобы в этот день они могли прокормить себя и свою семью, а потом прогоняют их. Так после работы бросают охапку сена буйволу перед тем, как отправить его в хлев. Да, правительство дало им землю, но им некогда обрабатывать ее, некогда копать колодцы. К тому времени, когда придут дожди, они все загнутся от голода.

— Что за дурачье! — проворчал Оливье. — Чего они ждут, почему не бунтуют? Им достаточно поджечь окружающий их сушняк!

— Они даже не догадываются, что такое возможно, — ответил Патрик. — Они знают только то, что они парии. И это они знают с момента своего рождения, знают тысячи лет, всегда. Ты можешь убедить буйвола, что он есть нечто иное, а не буйвол? И все же он хотя бы изредка может боднуть своего хозяина. Но у париев нет рогов.

Издалека джип выглядел, как облако пыли, перемещавшееся по пустыне. По совершенно сухой, но все же населенной равнине с немногочисленными деревушками, причем, вокруг некоторых даже встречались деревья, хотя и почти засохшие. Казалось невероятным, что в таких условиях может существовать жизнь.

— Их революция осуществляется нашими руками, — продолжал Патрик. — Мы появляемся здесь с деньгами. И эти деньги мы не тратим на милостыню. Нет, мы платим им за работу. Но работают они не на нас, а на себя. Они начинают копать колодцы, обрабатывать принадлежащую им землю, сеять, собирать урожай. Как только они получают достаточно зерна, чтобы продержаться до следующего урожая, они спасены, и мы можем уезжать. Приехав сюда, мы имеем дело с животными; уезжая, оставляем здесь людей.

Оливье промолчал. На него давил свинцовый груз усталости, резкой смены обстановки и абсурдности всего, что он успел здесь увидеть. Пыль и мелкий песок забивали ему горло, скрипели на зубах и обволакивали все тело, словно реголит Луну.

Постепенно дорога поднялась над уровнем окружающей равнины. Теперь джип катился по насыпи, возвышавшейся на метр с лишним над потрескавшейся глинистой почвой.

— Когда нет засухи, — сказал Патрик, — эта местность каждый год оказывается под водой. Более или менее сухой остается только дорога, идущая по насыпи, хотя иногда ее тоже заливает.

Солнце опускалось к горизонту, но жара не спадала. Шлейф пыли позади джипа окрасился в розовый цвет.

— Когда я приехал в Палнах, его жители ходили без одежды. В Индии есть места, где обнаженность свидетельствует о невинности. Здесь же они ходили голые, как животные. Поэтому нам пришлось начать с того, что мы их одели.

Они подъезжали к деревне, хижины которой сгрудились на невысоком бугре, зародыше холма, который все же мог защитить деревню от наводнений.

— А вот и Палнах, — сказал Патрик.

***

У подножья небольшого холма, на котором сгрудились хижины, в земле была вырыта воронка диаметром в несколько десятков метров, на дно которой спускалась тропа. Это был колодец. Колодец еще не был закончен, он едва достиг кровли водоносного пласта. Нужно было копать гораздо глубже. Этим занимались несколько мужчин на самом дне воронки. Им помогали женщины, выстроившиеся цепочкой до гребня вала, окружавшего воронку. Они передавали друг другу наполненные влажной землей корзины. Когда корзины оказывались на гребне, стоявшие там мужчины высыпали землю на внешнюю сторону вала. Земля желтого цвета была настолько насыщена водой, что тут же растекалась, словно жидкая грязь. И хотя слоем этого липкого мазута были

покрыты лица и тела женщин, они радостно смеялись, потому что грязь была для них благословением, благословением водой, наконец-то появившейся из-под земли. Джип, сопровождаемый толпой детворы, затормозил возле колодца, обнесенного высоким валом.

— Защита во время наводнения, — заметил Патрик, обращаясь к Оливье. — Таким образом спасаем воду от воды. Потому, что паводок несет с собой много мусора и навоза, а то и трупы животных. Конечно, все это может служить удобрением, но если питьевая вода смешается с паводковой, ее нельзя пить.