Дороги хаджа

– Мне нравится направление твоих мыслей, – сказала Лада, – мне кажется, они приведут тебя к правильному умозаключению.

– Ты так думаешь?

– Я на это надеюсь.

– Когда теряешь жизненный смысл, – продолжал Али, – надо придерживаться ориентиров, в виде ближайшей цели. Это помогает выдержать тяжесть.

– Ты утратил смысл жизни, ты не говорил мне этого?

– Не говорил, поскольку это очевидно.

– И каковы сегодняшние ориентиры? – спросила Лада. В ее голосе сквозила обида, но Али не слышал.

– Хадж. Да вот еще Насави надо помочь выбраться из тюрьмы.

– Хорошо, что ты не упомянул Малику. Я, было, подумала, что она один из твоих сегодняшних ориентиров. Позволь спросить, что будет после хаджа. Жизнь кончится?

– Честно говоря, я надеюсь, что мне будет откровение.

– В этом я бессильна тебе помочь, – сказала Лада, – но я могу тебе спеть или поиграть, или потанцевать. Хочешь?

– Нет, спасибо.

– Жаль, ты не знаешь, от чего отказываешься. Налить тебе еще вина?

– Кувшин у меня под рукой, – сказал Али, глядя на Ладу – тебя что-то расстроило в моих словах.

– Обидно слышать от близкого тебе человека, что ты не входишь в число его ориентиров.

– Кроме тебя и Егорки, у меня нет никого.

– Но ты об этом не говоришь, потому что это очевидно?

– Конечно.

– Напоминай мне об этом, для женщины слух важнее зрения.

– Я постараюсь это запомнить.

– С твоей памятью, о знатока Корана, тебе и стараться не надо. Налить тебе вина?

– Налей, – улыбнулся Али.

– А мы поговорим еще, о чем-нибудь?

– Конечно.

Шевалье Раймонд Видал де Бесалу

Караван шел в Дар ас-Сувейду, чтобы через Иорданию попасть в Аравию. Али, несмотря на уговоры купцов, с которыми они ехали, отделился и решил двигаться в направлении Палестины, чтобы спрямить путь в Мекку. Рассказов о крестоносцах он не боялся. Эти земли были мусульманскими, хотя и граничили с христианскими владениями. К тому же между Айубидами и крестоносцами действовало перемирие, и франки сидели в захваченных крепостях. Али, утратив все, что ему было дорого в жизни, теперь вообще ничего не боялся, Выезжая из Дамаска, он предложил Ладе остаться в доме и ждать его возвращения. Но Лада отвергла все его рассуждения.

– Ты забыл, что я мусульманка, – заявила она, – я тоже совершаю хадж.

Али нечего было возразить на это. Дом он оставил за собой, заплатив арендную плату за два месяца вперед. К этому времени Али рассчитывал вернуться. Они ехали весь день, и к вечеру остановились на ночлег в небольшом оазисе. Али стреножил лошадей, снял с них поклажу и пустил ощипывать листву с деревьев.

– Что может быть лучше ночевки под открытым небом, – произнес Али, пытаясь развеселить Ладу, хмуро наблюдавшую за его действиями.

– Это, смотря где ночевать, – ответила Лада.

– А что тебе здесь не нравится? – спросил Али. – Посмотри какая чудесная роща. Редкость для этой местности.

– Караван-баши сказал, что это разбойничьи места.

– Это он погорячился.

– С чего бы ему горячиться?

– Не хотел, чтобы ты оставляла его. Поскольку ты все время норовила открыть лицо, я думаю, что он тебя увидел и был сражен наповал.

Али удалось вызвать у нее улыбку, но не такую как обычно.

– Все-таки, зря мы отделились от каравана, – сказала она.

– Думай о хорошем, – посоветовал Али.

Лада усмехнулась.

– Пойду, наберу хворост для костра, – бросил, удаляясь, Али.

– Далеко не уходи, – предупредила Лада.

Набрав хвороста, Али вернулся к стоянке и застал свою спутницу в напряженной позе.

– Что с тобой? – спросил он.

– Слышишь? – в свою очередь спросила Лада. – Кто- то поет.

– Это ветер, – сказал Али.

– Какой ветер, посмотри, ни один листочек не шевельнется.

Али прислушался и, действительно, услышал мелодичные звуки, это было похоже на песню.

– А я тебя предупреждала.

– Во всяком случае, разбойники петь не будут, – желая успокоить ее, сказал Али.

– Все разбойники сентиментальны, – заявила Лада, – особенно дети пустыни.

Али пожал плечами, он взялся устраивать костер, но Лада схватила его за руку, говоря:

– Не шуми, он рядом. Я слышу его шаги.

Али подчинился. Певец, в самом деле, был где-то рядом. Пение становилось все ближе, можно было уже разобрать отдельные слова, но только разобрать, понять было нельзя. Ибо пел он на незнакомом языке. Али силился вспомнить, что это за язык, но не мог. Оставив возню с костром, он извлек саблю из ножен притороченных к седлу лошади. И прислонил ее к стволу дерева, чтобы иметь возможность в любой момент дотянуться до нее рукой. Певец вышел прямо на них. Это был светловолосый юноша, в камзоле, плаще, широкополой шляпе с пером. На плече его висел какой-то струнный инструмент, а на поясе длинный меч. При виде Лады, он сорвал с головы шляпу и помахал ею перед собой. Поклонился, а затем перевел взгляд на Али и, что-то воскликнув, схватился за рукоятку меча.

– Ну не так уж он и страшен, этот разбойник, – заметил Али, хватаясь за саблей. – Понять бы еще, что он говорит. Но кажется, я ему не понравился.

Юноша обратился к Ладе с взволнованной речью.

– Он франк – сказала Лада.

– Ты понимаешь франкскую речь? – удивился Али. – Вот уж не думал, откуда?