Дороги хаджа

– Это правильно, – одобрил Расул, – этот мусульманин, а ты слишком велик, вы бросаетесь в глаза. А он в самый раз, незаметен.

– Дело в том – пояснил Егор, – что ни моя, ни его вера не одобряет посещение христианского храма. А Фома только мечтает об этом.

– Не думаю, что я так уж и незаметен, – обиделся Фома, – но попасть в храм Христа, действительно, моя мечта.

– Выйду, погляжу, – сказал Расул, – кто знает этих франков, может, за домом следят, сидите смирно.

Старик ушел и вернулся нескоро.

– Походил, поспрашивал, – счел нужным пояснить он, – говорят, привезли сирийского шпиона, а его отбили. Слежки, кажется, нет, пошли.

Фома встал. Попрощался с Али, а Егорке сказал:

– Спасибо тебе, земляк, за помощь. Без тебя мне было бы нелегко сюда добраться. Я думаю, что Христос воздаст тебе за то, что ты помог рабу Божьему, пренебрегши делами своими. А я буду ждать, когда ты дозреешь, и я с радостью приму тебя в лоно истинной церкви. Не знаю, свидимся ли, я иду в храм, а значит, моя цель достигнута.

– Я рад за тебя, – ответил Егор. – Будь здоров.

– Счастливый человек, – сказал ему вслед Али. – Как мало ему нужно.

– Он монах, – заметил Егор, – если долго умерщвлять свою плоть, то и от души мало что остается.

– Они считают иначе, – возразил Али.

Егорка пожал плечами. Расул крикнул кого-то из дома, вышел мальчик лет десяти и запер за ним дверь.

Расул отвел монаха к храму Гроба Господня и оставил его во дворе, где, несмотря на сгустившиеся сумерки, все еще было многолюдно.

– Стой здесь, – сказал он по-гречески, – делай вид, что молишься, я вернусь за тобой.

– Зачем же делать вид, я помолюсь, – возразил Фома. – А скажи мне, добрый человек, а это, что за дом, возвышающийся против храма.

– Это мечеть Омара, – ответил Расул.

Фома понимающе кивнул ему вслед, хотя не знал, кто такой, этот Омар.

– Видно, достойный человек, раз его дом построен рядом с храмом Христовым.

Расул хмыкнул и оставил монаха.

Все больше темнело, и паломники покидали небольшой дворик между мечетью и церковью. Вскоре Фома остался во дворе один. Он торопливо шептал молитву, опасаясь, что появится старик и прервет его. Впрочем, так оно и вышло. Из дверей храма вышел Расул, рядом с ним был еще какой-то человек. Они коротко переговорили, и человек, не спеша, пересек двор и скрылся. Расул поманил Фому. Монах приблизился.

– Это был настоятель, – сказал он, – я не стал сейчас говорить ему о тебе. Мало ли, вдруг заартачится, а девать мне тебя некуда.

– У меня как раз дело к нему, – сказал Фома.

– Вот завтра и поговоришь о своем деле, входи.

Фома, замирая от счастья, вступил в храм. На алтарях все еще горели свечи.

– Разве он их не гасит? – поинтересовался монах.

– Гасит, когда трезвый уходит, сегодня, видно лишку перебрал. Тебе же лучше. Все не так страшно будет, пока заснешь.

– Верно ли, что здесь нисходит огонь с небес? – задыхаясь от волнения, спросил Фома.

– Верно, и я не раз был этому свидетель.

– И вы после этого не уверовали в Христа?

– Отчего же, я верю в Христа, он один из почитаемых нами пророков.

– А как это происходит?

– Кто ж его знает, этого никто не видит. Патриарх закрывается в ризнице, а потом выходит оттуда с горящим пламенем в руках.

Расул пожал плечами:

– Я тут этих чудес насмотрелся. И хромые ходить начинают, и слепые прозревают. Одна женщина забеременела от святого духа.

Расул достал из неприметной ниши в стене свернутый тюфяк.

– Постели где-нибудь повыше, на ступенях. А то здесь крысы бегают по ночам.

– Ну что вы, я спать не собираюсь.

– А что же ты собираешься делать ночью?

– Бодрствовать, молиться, думать о сыне Божьем, – ответил Фома.

– Дело твое. Я запру тебя, – сказал старик, – выпущу утром до прихода настоятеля. Вообще-то мы с ним ладим.

После этого старик удалился.

Храм гроба Господня

Лязгнул замок, и Фома остался один. Чувство благоговения, с которым он вступил в храм, вскоре исчезло. И ему, хотя он стыдился себе в этом признаться, стало как-то не по себе. Он походил немного по храму, не отходя, впрочем, далеко от горящих свечей. Каждый шаг его отдавался где-то в недрах помещения слабым эхом. В голову лезло все что угодно, только не мысли о Боге. В мыслях он почему-то все время обращался к Егорке, при этом, испытывая какое-то смешанное чувство обиды и ревности. Уж больно равнодушно он с ним простился, переключив свое внимание на старого друга. Фома полагал, что длительное совместное путешествие должно было вылиться в более чувственное прощание.

– А что с нехристя возьмешь, – тяжело вздохнув, глубокомысленно заключил монах.