Дороги колдовства (сборник)

Заметив, что девушка проснулась и теперь в ужасе уставилась на него, гость улыбнулся. Маша отметила, что у него узкий, неприятный рот и очень белые зубы, мелькнувшие на мгновение в кривой гримасе, в которой только человек, наделенный определенной долей воображения, мог бы признать улыбку.

– Хвала… хмм… Господу, леди Мария, вот вы наконец и пришли в себя, – произнес мужчина сухим, будто каркающим голосом. – Ну-ка, позвольте вашу руку.

Его рука в черной перчатке, напоминающая птичью лапу, протянулась к ней.

Маша невольно отпрянула, прижавшись спиной к стене.

– Не волнуйся, дитя мое, ты долго болела, но теперь все будет в порядке. Уж я-то позабочусь, чтобы все было так, как должно, – продолжал мужчина хрипло, словно с угрозой.

– Господин аббат, леди Мария пришла в себя днем и даже пыталась ходить в бреду. Позаботьтесь о ней, пожалуйста, – послышался громкий женский голос, и за занавеску заглянуло лицо той, которая сегодня называла себя Машиной тетушкой.

– Я позабочусь о ней, – сухо произнес аббат и, ловко подхватив Машину руку, сжал пальцами ее запястье.

Заметив кровь на костяшках пальцев девушки, он ощутимо вздрогнул. Кадык на длинной тонкой шее медленно поднялся и опустился, словно мужчина с усилием сглотнул.

– Пульс нормальный, ей уже лучше, – глухо произнес незнакомец.

Даже сквозь перчатку девушка почувствовала, до чего ледяные у него пальцы.

Сейчас, глядя в темные холодные глаза знакомого незнакомца, она вдруг ясно поняла: это не сон и не сумасшествие. Все это – по-настоящему!

* * *

Они сидели в нетопленом пустом зале за столом, представляющим собой положенные на козлы доски: старый рыцарь с добрыми глазами, называвший себя Машиным отцом, во главе стола, рядом с ним – пустое место, далее – Маша, женщина, называвшая себя ее тетей, господин аббат, так и не снявший своих перчаток, и сухопарый мужчина неопределенного возраста с беспокойным взглядом, которого представили девушке под именем отца Давида.

На столе стояла громадная, грубо вылепленная миска, на которой лежала часть туши какого-то животного, и жир капал прямо на стол, на некрашеные, плохо обструганные доски.

В тушу был воткнут нож, и все отрезали им себе куски и, держа мясо пальцами, жадно ели.

Машу замутило. Наверное, ей не стоило выходить к столу, но она побоялась остаться в комнате наедине с аббатом.

– Ешь, тебе нужно набираться сил, – сказал старый рыцарь Маше, отрезая себе новый кусок. – Видишь, какая слабенькая, не скажешь, что дочь крестоносца.

Маша сглотнула. В горле стоял противный комок. Капля жира, упав с мяса, распласталась на столе, блестя в свете висящих на стенах факелов.

– Спасибо, мне не хочется… – пробормотала девушка.

Рыцарь скорбно покачал головой.

– Не заставляй ее, брат, – вмешалась в разговор тетушка, леди Роанна. – Бедняжка едва-едва оправилась. Она ведь была на самом пороге смерти. Что ты видела, дорогая? Приходили ли к тебе ангелы? – Она с любопытством уставилась на Машу, не забывая откусывать от своего куска. Ее губы и подбородок блестели от жира.

– Нет, я не видела ангелов, – ответила Маша, ежась под холодным изучающим взглядом аббата. – Последнее, что я помню, – это то, что меня едва не переехала повозка… То есть не повозка… – Девушка задумалась. Она прекрасно помнила мчащуюся на нее машину, только вот никак не находила слова, ее обозначающего. – Ну, похоже на повозку, только движется без лошадей и возницы… То есть возница там есть… он называется как-то по-другому, не знаю, как, он крутит… колесо…

Маша окончательно запуталась и замолчала. Все нужные слова исчезли… И вообще ей казалось, будто она говорит на чужом, едва знакомом языке.

– Вот чудеса-то! – удивилась тетушка. – Но крутить руками колесо неудобно. На лошади быстрее будет.

– Когда я был у стен Иерусалима, – задумчиво произнес старый рыцарь, – моего товарища, сэра Уолтера, ранили в живот. Ох уж мучился, бедолага, весь огнем горел и говорил что-то о водопаде и о розах. А вокруг – песок, и солнце печет, только мы и собаки эти, сарацины… Славное же было времечко, – вздохнул он, словно не рассказывал только что о смерти товарища.

– Так бывает, когда в теле бродит дурная кровь. Иногда еще не то померещится, – вмешался отец Давид, но тут же стушевался, замолк и уставился в стол, стоило только аббату слегка повернуть в его сторону голову.

Сам аббат почти ничего не ел и только крошил, размачивая в бокале с вином, краюху серого хлеба.

В это время в зал вошел слуга, неся в одной руке блюдо с птицами – Машу передернуло, когда она поняла, что это запеченные целиком голуби, а в другой – корзину с яблоками и грушами.

– Слабая ты у меня вышла, – с сожалением добавил хозяин замка, глядя на Машу. – Надо бы тебя замуж скорее выдать…

Маша, которая как раз решилась откусить кусочек от груши, подавилась и закашлялась.

– Что? – спросила она, отказываясь верить собственным ушам.

– Все честь по чести. Устроим турнир, соберем женихов. Не бойся, Мария, я тебя в обиду не дам! – заверил рыцарь. – Давно тебе бы замуж пора, видать, я плохой отец, раз до сих пор не позаботился об этом.