Я вошел на кухню, включил свет, и к моему горлу подступила желчь. Меня едва не стошнило. Ужин был едой на вынос… из ресторана Педро.
Я испытал несколько чувств одновременно: острую боль в сердце, стыд, замешательство и ярость.
Я стоял на кухне и раздумывал, что сказать отцу, когда услышал, как за спиной отворилась сетчатая дверь. Отец вошел в комнату, снял салфетку, вытер рот и прислонился к столешнице, а я сунул руки в карманы и прислонился к другой столешнице. Несколько минут мы стояли молча. Я не мог на него смотреть. Наконец он мягко спросил:
— Хочешь поговорить?
Я не ответил; просто ушел в свою комнату и закрыл дверь. На кровати лежал экземпляр того дурацкого журнала, который бестолковый критик выслал по моему адресу. Мое идиотское лицо глазело на меня с обложки. Я спекся, и никакое сладкое пение вместе с отцом не могло облегчить боль этого предательства.
Той ночью я почти не спал.
Когда я встал на следующий день, отец уже уехал. Вечером у нас была намечена служба у Водопада, и, без сомнения, он уже готовил сцену. Церкви свозили детишек на автобусах со всего Колорадо. Многие приезжали послушать меня. Я приехал поздно, когда остались только стоячие места. На автостоянках собралось не менее двух тысяч автомобилей и пятьдесят автобусов. Я припарковал машину и стал извилистым путем пробираться к сцене, где отец читал свою фирменную проповедь «Почему вы здесь?». Это еще больше подзадорило меня, поскольку я знал, что он обращается прямо к мне.
Я прислонился к задней стене и скрестил руки на груди. Все это я уже много раз слышал раньше.
Он обвел рукой свою паству.
— Почему вы здесь? — Отец сделал паузу. Время от времени ему нравилось вставлять в проповедь фрагменты «книжной премудрости», и я знал, что будет дальше. — Каков ваш
Он прошелся по сцене и хлопнул в ладоши, потом еще раз, уже громче. Потом он хлопнул еще раз.
— Теперь вы!
Слушатели один раз хлопнули в ответ.
— Как вы думаете, почему Бог создал ваши руки такими, чтобы вы могли это делать? Я серьезно. Зачем рукам нужно уметь делать еще и это? — Он повернулся, вытянул руки над головой и прошелся взад-вперед. — Что это вам напоминает? Игру в футбол? Рок-концерт, где играют ваши любимые длинноволосые музыканты? — Среди зрителей прокатилась волна смеха. Он взял Библию. — Я несколько раз читал эту книгу от корки до корки и не смог найти такого места, где говорится о служении Богу, не требующем движения тела.
Он взмахнул рукой.
— Чего вы ищете? Каковы ваши мечты? Заработать деньги? Иметь красивый дом? Водить мощный автомобиль? — Еще одна пауза. — Я не против этих вещей, но не думаю, что это причина вашего бытия.
Отец подошел к краю сцены и поднял большой обрамленный коллаж из журнальных обложек с портретами музыкантов и публичных фигур.
— Вы поэтому здесь? Чтобы увидеть свое имя? — Он снова направился к задней части сцены и вернулся с большим зеркалом, вставленным в раму. Держа зеркало в руках, он прошел по краю сцены, показывая слушателям их собственное отражение. — Что, если вам просто хочется видеть свое отражение?
Отец сделал достаточно долгую паузу, чтобы публика осознала его вопрос. Примерно тогда же он увидел меня, или, скорее, дал мне понять, что видит меня.
Он повернулся, повесил Джимми на плечо и сказал:
— Я не лучший гитарист и знаю людей с гораздо лучшим голосом, но давайте мы кое-что с вами сделаем. Давайте споем вместе.
Отец начал перебирать струны, слушатели узнали мелодию, и пять тысяч голосов присоединились к нему. «Явись, источник всех благословений…»
Мне хотелось блевать.
После первого куплета отец перестал играть.
— Ладно, это было хорошо, но давайте будем откровенными. Если Тот, кто сотворил луну и звезды и эту гору за моей спиной, — Тот, кто дал цвет вашим глазам и сделал уникальными отпечатки ваших пальцев, кто дал вам голос, непохожий на любой из миллиардов других голосов на планете… если бы Он сейчас был прямо здесь, — отец указал на сцену, — если бы Он стоял здесь, что бы вы сделали?
Он опустился на колени, поднял руки над головой и слегка наклонился вперед.
— Вероятно, что-нибудь в этом роде. — Он закинул Джимми на спину и лег ничком на сцену. — Или это. — Он выпрямился. — Верно?
Отец снова начал перебирать струны.
— Что, если бы это был рок-концерт? — спросил он. — Что бы вы делали? Вы бы прыгали, как танцующие цыплята. Музыка имеет собственное измерение и проникает в людей на уровне ДНК. Ничто другое не вызывает такую коллективную реакцию, как музыка. Она обнажает предмет нашего преклонения.
Отец вытянул руку и описал перед собой широкую дугу.
— Каждый из вас — инструмент ручной работы, созданный с одной-единственной целью. — Когда рука остановилась, его вытянутый палец указывал прямо на меня, а взгляд прожигал во мне дыру. — Преклонение — вот причина вашего бытия.