Дороги, которым нет конца

— Песня рождается не здесь. — Я похлопал его по груди. — Она рождается вот здесь, — я приблизился к огню. — Твое сердце помнит то, что забывает разум.

— Откуда ты знаешь?

— Музыка так устроена, вот и все.

— Ты когда-нибудь боялся?

— Не сейчас.

— А вообще?

— Было однажды.

— Где? — Он тянул время, но я все понимал.

— На первом концерте у Водопада. — Я указал на юг. — Мой отец нашел меня, когда я спрятался под скамьей у пианино.

— И что он сделал?

— Посадил меня на скамью, поднял мой подбородок и сказал, что он все равно гордится мной. Что я не смогу сделать ничего плохого. Что мне нужно только открыть рот и выпустить дыхание, которое я всю жизнь держал в себе.

— И ты это сделал?

— Ну да.

Уголок его рта изогнулся в улыбке.

— Хочешь, расскажу один секрет? — спросил я.

Он кивнул, по-прежнему стоя спиной к двери.

— Ты не обязан играть сегодня вечером.

На лице парнишки отразилось облегчение, смешанное со смущением.

— А ты хочешь, чтобы я играл?

— Разумеется. Но мир не перевернется, если ты не выйдешь на сцену.

— Значит, я могу остаться здесь?

— Да.

— И ты не будешь злиться?

— Нет.

— А как насчет мисс Делии?

— Она тоже не будет сердиться.

Его напряженные плечи опустились. Когда я повернулся, собираясь уйти, он схватил меня за руку.

— Это правда?

Я повернулся:

— Джубал, хочешь узнать еще один секрет?

Он ждал.

— Секрет в том, что мы играем музыку, а не работаем над музыкой.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, наморщив нос.

— Создание музыки — это не работа и не обязательство. Это то, чем ты хочешь заниматься. То, что доставляет удовольствие.

— Ты не станешь беситься, если я испорчу вашу запись и выведу из себя того парня в наушниках, который сидит в будке?

Я нахмурился, глядя на него:

— С чего ты взял, что должен играть идеально? Я не учил тебя этому.

— Но все эти люди с телевидения после каждого выступления начинают судить да рядить о тех, кто поет или играет.

— Значит, вот что ты узнал из телевизора? Я собираюсь поговорить с твоей мамой, чтобы она отключила кабельное вещание.

Он рассмеялся.

— Позволь мне кое-что объяснить, — сказал я. — Ты играешь не для судей. Если кому-то из слушателей сегодня не понравится, как ты играешь, они могут пососать лимон.

Это ему понравилось.

— Более того, если они скажут хотя бы одно слово против тебя, оно дойдет до тебя только через меня и Делию. Джубал, тебе уже пора понять, что музыка — это дар. Мы создаем ее для того, чтобы отдавать людям. Публика может этого не знать, но им нужно то, что у тебя есть, потому что ты единственный примерно из шести миллиардов человек на планете, у которого есть своя песня. Бог избрал тебя. Не твой отец, не я и не Делия. Никто другой. Поэтому, если хочешь, ты можешь заткнуть пробку и отпивать по глоточку, пока стоишь тут у огня, но прежде чем ты позволишь страху перед неудачей помешать тебе выйти на сцену, тебе следует знать, что некоторые из людей, собравшихся в зале, тяжело больны. Некоторые из них устали, сломались или остались одни на морозе. Некоторые страдают от жестоких слов, которые они слышали от любимых людей, а другие ходят в цепях, которые сами на себя наложили. Так или иначе, когда ты сидишь перед ними и говоришь: «Разрешите мне исполнить для вас песню», ты даешь им что-то такое, чего не купишь за любые деньги.

Он выглядел смущенным.

— Что же это такое?

— Надежда.

Он покачал головой.

— Подумай об этом. Сейчас канун Рождества, и двести с лишним человек собрались в здании, которое когда-то было старой заброшенной церковью. Они ждут, когда три человека выйдут на сцену и немного пошумят. — Я наклонился ближе и шепотом добавил: — Ты знаешь, почему они там?

— Да потому, что вы с мисс Делией здорово играете и поете.

— Нет. Есть много людей, которые играют и поют не хуже нас.

— Тогда почему?

— Потому что все они живут одной надеждой: может быть, сегодня вечером в этом месте посреди сугробов в звуке наших голосов Бог сможет унять их боль и дать им взамен нечто такое, что возвращает к жизни больных и умирающих.

— Ты правда думаешь, что это так важно?

— Правда.

Он посмотрел на снег, потом на меня. Его большие карие глаза были такими же любопытными, как и его вопрос.

— А Он может?

— Он сделал это со мной.

— Правда? — удивленно спросил он.

— Да.

— Но как?

— До того как мы познакомились, я совершил очень большую ошибку. Он забрал пепел из моей жизни и подарил мне взамен кое-что прекрасное.

— Ты когда-нибудь расскажешь мне об этом?

— Обязательно.

Он кивнул, как будто что-то понял.

— Дядя Куп?

— Да? — Я улыбнулся.

Он поджал губы, и на его лице появилось выражение бесстыдной уверенности, которое я успел полюбить.

— Думаешь, мой дед знал об этом?

— Не знаю. Зато я знаю, что та музыка, которую мы собираемся играть, разбивает оковы. Она проникает глубоко в нас и в каждого, кто может ее слышать. Она забивает кол в землю и усмиряет то, что пытается нас убить. Думаю, твой дед кое-что понимал в этом деле. Думаю, поэтому он делал то, что делал, и поэтому он отдал тебе гитару, которую я ему подарил.

— Мне бы хотелось, чтобы он был здесь.

— Мне тоже.