Дороги моря

Я нахожу его на моей кровати, он выглядит расслабленным, даже успокоенным, наблюдает за тем, как я верчусь перед зеркалом, по его лицу гуляет тень усмешки, но не торопится показываться полностью. Когда я оборачиваюсь к нему, мы встречаемся взглядами, нам обоим чуть смешно, я не потрудилась даже одеться, мой тон обвиняющий только вполовину, комната тихая, пахнет сексом и потому никому из нас не хочется даже повышать голос, я замечаю мягко, – Ты снова меня всю пометил, и тебе совершенно не стыдно.

Он показывает зубы, о, ему совершенно не стыдно, ему, знаете ли, не бывает стыдно.

(Это ложь, к тому моменту я уже знаю, что стыд он испытывает практически постоянно. За себя. За все, что он есть. За все, что он делает. Мне за него больно. Мне за него невероятно грустно.)

Он протягивает ко мне руку, гладит по животу, смотрит со значением, настолько со значением, что я едва могу вынести этот взгляд.

Молчание между нами глубокое, осмысленное, я подтягиваю к себе его футболку – не ту, в которой вижу его впервые, в этот раз одна из его любимых групп, натягиваю через голову, становлюсь серьезной.

– Слушай, я хочу тебе кое-что показать. Но пообещай мне, что ты не будешь смеяться, хорошо?

Он разводит руками, вроде как ты могла такое обо мне подумать, я приподнимаю бровь, выражаю крайнюю степень сомнения, вроде уж я-то тебя знаю. И это странно. Это удивительно. Я действительно его знаю. Я действительно..

– Пообещай.

Он вздыхает, будто мы говорим об очевидных вещах, но все же соглашается, – Обещаю.

И тогда я подхожу к столу, я достаю их все, во рту поселяется привкус страха, я почти задыхаюсь, пока он смотрит рисунки – множество его лиц, множество его рук, мы вдвоем, его так много, господи, как много его набралось, я затаиваю дыхание, от волнения меня почти тошнит. Он замечает нездоровый зеленый цвет, кладет руку на колено, привлекает к себе, утыкается носом в волосы – на секунду. Обозначает свое присутствие.

Я жду вердикта так, как смертник ждет вынесения приговора. Я показываю свои рисунки. Мораг занята их продвижением так, будто ее жизнь от этого зависит. И вот он видит мои рисунки тоже. Однажды я рисую ему дерево, и он на нем рисует чудовищных совершенно ворон, рисовать не умеет вовсе.

Тогда он рассказывает, что в детстве ему сломали пальцы, три из них. Били дверкой от шкафчика, пока их не разогнали учителя.

Я не говорю ничего значительного в тот момент, но ловлю его за руку. Целую пальцы. Я смотрю ему в глаза и тогда прошу его в самый первый раз: останься со мной сегодня. Пожалуйста.

Мы с ним не были нормальными детьми. Никто из нас не был нормальным ребенком. Не дети, а наказание. Тогда я держу его за руку, веду за собой, я знаю, я почему-то в тот момент все знаю, ощущаю каждое движение правильным, он идет тихо и как-то послушно. Доверчиво. И это чуть больше, чем я могу в тот момент вынести.

Мы дарим друг другу ощущение безопасности. Я никогда не спала так спокойно, как в его присутствии.

Я проваливаюсь в эти мысли, чтобы не провалиться в волну ужаса, его присутствие рядом осязаемое, я слышу, как он хмыкает, чувствую, как он усмехается, я не жду, что глаза у него увлажнятся. Илай смотрит на них так долго. И на что там смотреть.

Но когда он заканчивает – ловит за руку, расцеловывает костяшки, запястья, пальцы, я ожидаю от него чего угодно, но не этого, что же ты делаешь, что же ты со мной делаешь.

Ничего, кроме того, что успел сделать уже множество раз.

Я чувствую себя в такой безопасности, в такой абсолютной безопасности.

Он говорит, – Спасибо. Черт, это так.. Красиво. Я не думал, что я могу так выглядеть. И не думал, что ты.. Черт, их так много. Скарлетт. Их так много.

Я качаю головой, не отнимаю руки, тянусь к его лицу, мне неизменно хочется одного и того же – его, еще ближе. Мы с ним влюблены до смерти, это не меняется, – Когда я говорила тебе, что ты красивый, это ровно то, что я имела ввиду. Посмотри. Посмотри же. Я вижу тебя именно так. Ты.. Понимаешь?

Мы ходим по опасному краю, в шаге от того, чтобы влюбиться. Оба понимаем, что уже слишком поздно. Что край благополучно переступили, но это и неважно, это совершенно не страшно.

Он утыкается носом мне в ладонь, выглядит таким.. Потерянным. Почти беззащитным.

– Мне немного стыдно, что я делала это без разрешения. Будто я твой сталкер. Тебе правда нравится? Можно, я продолжу? Можно я порисую с натуры, ты сможешь?

У него в глазах все на свете, он смотрит на меня так, будто видит новую вселенную. Кивает медленно.

Я тянусь к нему за поцелуем, я тянусь к нему постоянно, его «Спасибо» в очередной раз застывает, звенит в моей голове.

Я могу вынести все, что угодно. Но его искренность каждый раз ловит меня, каждый раз пробирает меня до костей.

– Спасибо тебе.

За это удивительное время.

Мы окружены чем-то бесконечно теплым, такое случается только с дураками и с влюбленными, мои рисунки повсюду, он откладывает их в сторону бережно, боясь помять.

Угловатый, резкий, кусачий. Со мной, со всем, что со мной связано – неизменно бережный. Любит думать, что я не вижу.

Но я вижу абсолютно все.

***