Дороги на Ларедо

Направляясь в Кроу-Таун по пустынной равнине, Мария желала одного — чтобы путь ее никогда не кончался. Так уж повелось, что радость от жизни ей случалось испытывать только тогда, когда она находилась в одиночестве. Со времен Трехножки она всегда любила уходить одна, уводя за собой свою лошадь.

Чтобы обойти Пресидио с его жестоким шерифом, она два дня ехала вверх по реке и только потом направилась в Техас. Она видела оленей и антилоп, много антилоп, но не встретила ни одного человека. Было холодно, и северный ветер пел свою нескончаемую песню. По ночам она уговаривала своего коня, которого звала Кузнечиком за его пугливую манеру резко прыгать в сторону, лечь на землю, чтобы она могла заснуть рядом, согретая его теплом.

Дважды она видела поезда, проходившие по бескрайней равнине. Казалось, что они не идут, а ползут. Неудивительно, что Джо удавалось грабить их. Локомотивы тянули за собой всего по два-три вагона. Они были похожи на игрушечные паровозики, медленно уходившие за горизонт. Мария ездила на поезде всего лишь раз, когда торопилась к умирающей матери. Поезд гремел так сильно, что в нем она не могла ни о чем думать.

Кузнечику не нравились новые места и он то и дело шарахался от всякой всячины. Однажды его напугало перекати-поле, и он даже несколько раз взбрыкнул. Марию веселила его пугливость. Она не боялась, что он может сбросить ее с седла. Капризы Кузнечика лишь доставляли ей удовольствие. Он был недоволен, что она увела его так далеко от кукурузного поля, но, когда наступала ночь, послушно ложился на землю, чтобы ей не было холодно.

Двигаясь на восток по равнине, заросшей полынью и хилым чапаралем, Мария удивлялась себе. Зачем она едет в такую даль ради сына, который любит только себя? Ей давно следовало бы приучить себя к мысли о том, что он для нее отрезанный ломоть. Она хорошо понимала всю безнадежность затеянного ею и жалела о том, что не осталась дома с Рафаэлем и Терезой, которые платили ей за любовь любовью. Несмотря на их ущербность, с ними она была счастливой матерью и видела, что они тоже счастливы с ней.

А вот Джо был другим. Она никогда не видела с его стороны нежных чувств и все время мучилась мыслью о том, что он не может простить ей Хуана Карлоса, который продал его апачам. Да этого, как ей помнилось, он был хорошим мальчиком, с которым она любила шутить и которого все время тискала и ласкала.

Но когда Джо вернулся от апачей, до него нельзя было дотронуться, и улыбка больше не появлялась на его лице — если только он не смотрел на себя в зеркало. Неужели в этой перемене виноваты одни только индейцы, с удивлением размышляла Мария. Может быть, эта холодность была в нем и раньше. Может быть, она передалась ему от деда — холодного старика, который за семь лет не сказал своей жене, бабушке Марии, ни слова, считая ее виноватой в смерти их первого сына. То, что было в Джо, могло прийти к нему от того старика.

Путь в Кроу-Таун, проходивший по огромной пустынной равнине Техаса, вывел ее к Пекосу с его крутыми и обрывистыми берегами. Вдоль него она ехала на север целых два дня, прежде чем набралась храбрости переправиться на другой берег. С того времени, когда люди шерифа привязали ее к мулу и чуть не утопили в Рио-Гранде, она стала бояться воды и ничего не могла поделать со своим страхом.

Но Кроу-Таун находился восточнее Пекоса, и она знала, что рано или поздно должна будет переправиться через реку. Если она утонет, Джо может никогда не узнать о том, как она отправилась его спасать. Почему она считает, что должна рисковать жизнью ради того, чтобы предупредить Джо о знаменитом охотнике, гоняющимся за ним? Только потому, что дала возможность появиться на этом свете? Значит ли это, что она будет вечно страдать из-за такого сына? Будет ли ее долг всегда таким тяжелым и неоплатным?

Кузнечику Пекос не нравился тоже. Каждый раз, когда появлялся открытый участок берега и Мария пыталась направить коня к воде, он взбрыкивал, фыркал, крутился и всячески противился этому. Поскольку Мария сама боялась воды, она несколько раз уступала своей пятнистой лошади и продолжала ехать по западному берегу реки.

Становилось все холоднее и холоднее. Тучи были серыми, как полынь-трава. Мария просыпалась настолько окоченевшей, что едва могла сесть на лошадь. По утрам колючки чапараля покрывал иней, а вода в Пекосе отливала свинцом.

Однажды утром Мария все же решилась переправиться на другой берег. Она чувствовала, что, если не переправится сегодня, ей придется сдаться, оставить свои попытки быть хорошей матерью для Джо и вернуться домой. Предупредить Джо она должна была во имя памяти своего отца и своих братьев. Самому ему, наверное, все равно. Он, может быть, даже рад потягаться с капитаном Каллом. И, наверное, чувствует себя польщенным, что привлекли такую знаменитость, чтобы убить его.