Как могу, пытаюсь подражать Арбузову, но получается это у меня неважнецки.
Чтоб хоть чуточку походить на бесстрашного своего начальника, мобилизовал всю волю — стал тоже вышагивать во весь рост. Иду этак к пулеметному взводу, вдруг слышу строгий окрик:
— Ложись!
Смотрю, это комполка Н. П. Недвигин.
— Что еще за лихачество такое — подставлять голову под пули противника! Умный командир действует так, чтобы сразить противника, а самому остаться целым и невредимым. Ты умей организовать бой, а не ходи как петух под обстрелом, не выставляйся на всеобщее обозрение.
Вскоре на нашем участке появились вражеские снайперы. Чуть зазевается боец — и нет его. Мы с помкомвзвода Н. Белоусом укрылись за небольшой скалой. Пули жжик-жжик — от скалы отскакивают. Страшно нос высунуть.
Вдруг слышим над собой громовой бас Арбузова:
— Сдрейфили? Противника испугались? А еще красные командиры! Буза вы — не командиры.
Выхватил у меня из рук бинокль, высунулся и стал высматривать, откуда палят вражеские снайперы. Пули вокруг него свищут.
Шепчу Н. Белоусу:
— Скорей за политруком, пусть уймет его, а то ведь убьют командира!
Вскоре подполз П. Я. Яремчук. Окликает Арбузова:
— Командир!
Арбузов не слышит его или делает вид, что не слышит.
— Командир! — громче повторяет Яремчук.
— Комиссар, ты бы лучше пример молодым подавал, а то сам норовишь поглубже закопаться…
— Товарищ Арбузов! — гневно перебивает его Яремчук.
— Отстань! — отвечает Арбузов и высовывается еще выше.
Тут до моего слуха доносится резкий одиночный щелчок, Арбузов беззвучно падает. Яремчук стремглав подлетает к нему, подхватывает, но Арбузов бессильно повисает у него на руках.
— Замертво, — говорит Яремчук, опуская тело Арбузова на землю. — Прими командование ротой. И не бери с этого пример. Пуля и так тебя достанет…
Пуля действительно достала меня. Видно, не внял я должным образом советам командира полка и политрука. Через несколько дней я был ранен.
Эти воспоминания еще больше растравляют меня… Ранен в бою за Советскую власть. А эти женщины за шпиона приняли… С обидой я и засыпаю.
Наутро с усмешкой вспоминаю свои ночные «тягостные» размышления. Да и некогда. Надо исполнять свои обязанности.
Глава II. Война!
19-я армия И. С. Конева была мощной боевой силой — в нее входило четыре корпуса. Она получила приказ перебазироваться в район Витебска. Однако начало погрузки в железнодорожные эшелоны почему-то задерживалось, мы томились в вынужденном ожидании, а события на фронтах развивались бурно и, увы, не в нашу пользу.
Глубокими клиньями танковые группировки врага рвали нашу оборону, устремлялись на восток. Его авиация держала под своим контролем все наши коммуникации, нещадно бомбила их вплоть до Киева и Брянска.
28 июня танковая группа гитлеровского генерала Гота овладела Минском, танковая группа Гудериана — Бобруйском, 2 июля противник вышел на своем правом фланге в районе Рогачева к Днепру, на левом занял Борисов. Фронт неумолимо перемещался на восток. Аэродромы противника подтянулись совсем близко, налеты его авиации становились все интенсивнее и наглее. Под вражескими бомбардировками затруднялась не только погрузка войск армии, но и передвижение эшелонов, они растянулись на колоссальное расстояние, более чем на пятьсот километров: когда первые достигли района Смоленска, другие только начинали грузиться где-то в районе Киева и Черкасс.
В условиях непрерывных авиационных ударов противника для ввода армии в действие после начала погрузки требовалось не менее двенадцати-пятнадцати суток. А их в запасе не было.
Бронированные армады врага развивали наступление на Могилев, Оршу, Витебск. Ставка Главного командования дала 19-й армии директиву: занять оборону по рекам Западная Двина, Вопь. Подходили эшелоны, войска совершали марш и с ходу вступали в бой с танковыми группировками. Бои были тяжелыми и кровопролитными. К вечеру 9 июля из четырехсот эшелонов прибыло к месту назначения всего сто три, остальные медленно пробивались к Смоленску. К этому времени в 19-й армии не было ни одной полнокровной дивизии, в соединениях оставалось всего по три-четыре стрелковых батальона. Не было артиллерии — она еще находилась в пути. Армии придали 23-й мехкорпус генерала М. А. Мясникова, однако оставили в Киевском округе 25-й мехкорпус генерала С. М. Кривошеина, 28-ю горнострелковую, 171-ю стрелковую дивизии.
Несмотря на крайне тяжелую обстановку, личный состав 19-й армии, как и все советские воины на всем протяжении советско-германского фронта, героически дрался с численно превосходящим противником. Ф. Гальдер записывает в своем дневнике: «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека»[3]
.