Дороги скорби

Здесь, дорогой мой друг, я прерву свое повествование, ибо даже ведьмы Рогатого Пса устыдились бы той грязи и погани, источаемой устами нашего несчастного Рихтера. Упав на колени, он покрывал отборной матерщиной короля, королеву, их свиту и каждого герцога Гриммштайна. Он кричал так громко и выражался так крепко, что, кажется, снег прекратил сыпаться с небес. Крыса прошелся по каждому знатному человеку своей родины, обложил каждого рыцаря, ландскнехта и пехотинца. От проклятий не спасся и Господь с его апостолами, и, когда дело дошло до «Лесной потаскухи», а именно так он назвал Амелию и был совершенно точен в высказываниях, злость придала ему сил.

Убегая с Весенней поляны, он знал, что ни одна сила на свете не заставит его вернуться обратно. Стирая до крови босые стопы, Крыса слышал крик Хозяйки. Амелия кричала глотками тысяч ворон и воронов, обитавших в дубраве. Она завывала порывами ледяного ветра и журчаньем ледяных ручьев. Весь лес кричал об одном: «Я выпью тебя до капли. Ты будешь умирать мучительно и долго. Клянусь выпить каждую каплю твоей поганой крови! Ты предал Дороги Охоты! Ты предал замысел Рогатого Пса! Будь проклят, вор, убийца, предатель!»

— У тебя есть масло? — решительным и почти несвойственным ему тоном произнёс Рихтер. Узнав о том, что сельский мужик располагает лишь заправленным на четверть фонарём, самостоятельно нашёл интересовавший его предмет и потребовал к фонарю огниво. — Это лишь малая плата за спасение вас от чудовища, — прорычал Рихтер.

— Куда ты?

— В дубраву, — уходя, буркнул вор, — пора положить конец бесчинствам.

— Ты глупец.

— Возможно, — вор развернулся к мужику и, вырвав из его рук бутылку водки, ответил: — Да нет, так и есть, но даже глупцу ясно — так больше продолжаться не может. Развози своих сопляков по домам и скажи всем, что дубрава отныне безопасна для людей. Если же вновь начнутся неурожаи, убирайтесь прочь от дубравы. Просто так она от вас не отстанет.

Мужик присел на край телеги и признался в том, что им, крестьянам, уже не впервой слышать подобные заверения, веры в которые нет ровным счетом никакой.

— Ты правильно говоришь, — улыбнулся Рихтер, — и я догадываюсь, что детей до леса ты все-таки доставишь. Если через пару дней дети воротятся домой, знай — впервые вам не соврали.

— Ежели так, назови своё имя, дабы мы знали, за спасение чьей души молить Господа.

Он не знал, как принято отвечать на подобные вопросы, а лишь понуро уставился себе под ноги и медленно, словно провинившийся ребёнок, побрел в сторону леса.

— Вор, предатель и убийца. Мое имя Крыса, — ответил он, надеясь на то, что его не услышат.

Дед родом из крохотного, Богом забытого села Вихры услышал эти слова и, потрепав младшего сына по голове, произнес:

— Слыхал, сынок? Только крысы за нас и готовы постоять.

Их пути разошлись навсегда. Староста правил свою телегу на место встречи с голубоглазым, а Рихтер, трясясь от ужаса и одновременно злобы, брёл навстречу погибели.

7

Войдя в дубраву и бросив под ноги пустую бутылку, он обнаружил едва припорошенный снегом обломок стрелы.

— Вот так удача, — прошептал вор. Бегло оглядевшись по сторонам, без труда нашёл позаимствованное у барона Рутгера добро, извлёк на свет заботливо перевязанную торбу и, зубами ослабив узел, переложил драгоценности Амелии к остальной добыче. Взгляд парня остановился на шкатулке — самом ценном из того, что у него было. — Теперь осталось найти тот клятый меч.

Глядя на своё отражение в пробитой стрелой миске, вор грустно покачал головой. Из отражения на него глядел седой человек с окончательно опустошенными глазами.

— Ну что, родимая, — во весь голос обратился он к лесу, — надевай свое лучшее платье.

8

Наконец он вышел на Весеннюю поляну. В левой руке вор нес лампу, в правой держал меч. На зазубренном лезвии клинка, играя в лучах холодного солнца, блестел яд, коим Крыса аккуратно обработал своё оружие. Эта отрава среди знающих толк людей называлась жмуха, так же, как и поганки, из которой её варили. Одна лишь капля отправляла людей к праотцам, а на своё оружие вор потратил целую склянку. Экономить было уже ни к чему. Парень считал, что, если Амелия переживёт и это, убить тварь попросту невозможно. Жмуха была не самым дорогим ядом, но лишь она обладала мгновенным действием. «Яд дуболомов и простаков», — так говорили о нем сведущие люди.

Нутро вора горело огнем. Водка была что надо, но не в одной водке дело. Взгляд Рихтера стал безумен, а отчаяние переросло в истерическое веселье.

Он задрал голову и обратился к стае ворон, соглядатаям Амелии:

— Растопи камин, родная. Жди гостей. Составим друг другу компанию, все, как ты хотела.

Рихтер разбил фонарь об арку о переплетенных дубах. Высек из огнива искру и захохотал, глядя на то, как пламя поглощает сухое дерев.

— Не взломаю — так сломаю, — бросил он и сделал шаг навстречу смерти.

Она была все так же прекрасна, ее глаза все так же горели золотом. Амелия напала стремительно, стоило Рихтеру появиться на пороге.