Дороги смертников

Не бросил. Не мог бросить. Да и любопытство разбирало — ведь если этот странный человек выздоровеет, наверняка расскажет массу интересного. Если он, разумеется, действительно современник Древних.

А в этом Тим сильно сомневался. Ревизия имущества воина добавила пищу сомнениям. В кошельке нашлось несколько хорошо знакомых Тиму медных монет, вполне современных на вид. Шлем при ближайшем рассмотрении оказался весьма примитивным — кузнецы кочевников изготавливали несравнимо более качественные изделия. Пластины, обшивавшие куртку, были из мягкого железа, секира тоже и близко не лежала возле хорошей стали.

В общем, создалось нехорошее впечатление, что древний воин украл это оружие и амуницию у какого-то бродяги с побережья Эгоны. Те примерно такую же рухлядь таскали. А еще он оказался нищим — в кошельке ни одной серебряной монеты не нашлось, а в вещах не было ни украшений, ни амулетов.

Ну точно бродяга. Древний бродяга? Сомнительно — откуда у древних бродяг имперские монеты.

Кем бы ни был освобожденный из странного заточения воин, без Тима ему не выжить. Он мог лежать неподвижно часами, а потом забиться в судорогах. Мог открыть глаза, но в них при этом не было ни капли разума. Накормить его не получалось, — даже воду Тим заливал ему в горло с великим трудом.

Лекарств не было, да и чем такое лечить, неизвестно. Единственное что Тим сумел придумать — сварил для воина бульон. Это было непросто — мало того, что нет мяса, так еще и кастрюли нет, его приготовить. Шлем не подходил — его конструкция была далеко не герметичной. В итоге пришлось использовать бочонок. Воду Тим нагрел раскаленными в костре камнями, кидая их до тех пор, пока она не закипела. В кипяток высыпал крабов, креветок и мясо моллюсков. Камбалы, к сожалению, не было — с рыбалкой Тиму на новом месте не везло.

Полученный после долгих мытарств бульончик воину впрок не пошел. Тим заливал его в рот грубой ложкой, вырезанной из куска древесины, но из гиганта все выливалось наружу — рвотные спазмы накатывались мгновенно. Пришлось отказаться от идеи его покормить. Хорошо хоть воду его организм принимал, если поить по чуть-чуть.

* * *

Два дня Тим ухаживал за гигантом, а наутро третьего проснулся от холодящего прикосновения металла к шее. Осторожно открыв глаза, увидел над собой уже поднадоевшую бородатую рожу, из-под низко нависших кучерявых волос нехорошо сверкала пара глаз. Причем глаза вполне разумные — воин явно очнулся и действовал сознательно. Обидно, что первым делом ему пришло в голову прижать лезвие секиры к горлу своего спасителя.

— Доброе утро, — с максимальной вежливостью тихо произнес Тим.

— Ты уверен, что оно доброе? — хрипло уточнил воин. — Я вот, к примеру, не уверен, что для тебя оно такое уж доброе.

— Убери секиру, я не причиню тебе вреда.

— Последний раз, когда я на такие слова повелся, остался без куска уха. Ты кто такой и откуда здесь взялся?

— Я Тимур из рода Ликадов, сын Сергея, что безродный, мать моя Энеяна из рода Ликадов, выносила шесть детей, вырастила одного. Родители мои покинули этот мир. Здесь я не по своей воле — мой корабль погиб среди льдов, и теперь я пробираюсь на север, к людям.

— Ох ты и отвечаешь! Ты что, степняк? Из Эгоны, что ли?

— Да, я оттуда. Накх.

— Тухлые боги, и какая же лошадь тебя занесла в это вонючее место?! Вот уж не думал здесь накха встретить. Меня, кстати, зовут просто — Ап. От мамы я сбежал, когда она хотела продать меня какому-то вонючему любителю детских попок, а отец мой и вовсе неизвестно кто — при мамочке-шлюхе им мог быть кто угодно. И я что-то ничего не пойму — откуда ты здесь взялся, и где все остальные?

Тим, теряя терпение, повысил голос:

— Я приплыл на этот берег на плоту. Здесь среди руин нашел тебя. Ты стоял как статуя, весь в глыбу льда закован с головой. Но это был не лед — что-то вроде волшебного стекла. Когда я сумел его разбить, оно растаяло бесследно. А ты очнулся, и я тебя два дня пытался вылечить — кормил, поил и убирал за тобой. Я не жду благодарности, но может быть, уберешь, наконец, свою секиру? Она мне шею почти заморозила.

Ап, почесав затылок, настороженно уточнил:

— А не врешь?

— Взгляни на уголок лезвия — его съела ржавчина. Это случилось потому, что твое оружие выглядывало изо льда. А все остальное как новенькое, да и ты не умер, хотя прошло много лет.

Осмотрев секиру, Ап, наконец, убрал ее от горла Тима, и вздохнул:

— Жив-то я остался, но вот не помню всего этого, хоть убей. И чувствую себя совсем погано.

— Ты разве не помнишь, как попал в этот лед?

— Я? Ничего я не помню. Помню только этот проклятый туман, что повалил из гробницы. Мне стало разъедать глаза, и я их прикрыл. А как открыл, оказался тут. Вот как за секиру не ухватиться при таких делах?

— Туман? Какой туман? Ты стоял с секирой над головой, будто собирался кого-то ударить.