Дороги Сонхи

– Ты сам себя наказал. Если таскаться по болоту, где людям ходить нельзя, провалишься в топь. Если безостановочно жрать чужую жизненную силу, тоже провалишься – туда, где такие упыри склеиваются в единого сверхдемона. А насчет прощения вопрос не ко мне. Поинтересуйся у своих бывших работников, если когда-нибудь их встретишь. Дай руку.

Такие, как этот «хозяин жизни», всегда вызывали у него неприязнь, но Хантре с самого начала понимал, во что ввязался: вряд ли кто-то из тех, кого поглотил Вуагобу, будет ему симпатичен. Он должен увести отсюда всех, кого сможет, независимо от своего отношения к ним.

– Так, теперь ее возьми за руку. Идем цепочкой, собираем остальных. Ни в коем случае не расцепляйте руки.

Следующий – подросток. Родился калекой, всю свою недолгую жизнь тяжело болел, и после того, как угодил сюда, остался в этом образе. В семье его любили, заботились, чувствовали себя виноватыми, а он всячески подогревал это чувство вины. Постоянно твердил, что он им на самом деле не нужен, они хотят его бросить, они занимаются всякими интересными делами – это с их стороны предательство, и ему от этого больно. Если они взаправду его любят, они не должны заниматься ничем интересным, и никуда ездить не должны, и надолго уходить тоже не должны, потому что если кого-то нет рядом, он чувствует, что его бросили. Вовсю тянул из них жизненную силу, как снаяна из своей жертвы. Благодаря такой подкормке дожил до пятнадцати лет, а потом его затянуло сюда, несмотря на пожелания добрых путей. На тот момент он был конченым упырем, в то время как его самоотверженное семейство напоминало замученные бледные тени. Зато здесь до него дошло, кем он был в минувшей жизни. Мечтал прогрызть путь наружу, родиться снова и не повторять прежних ошибок.

Этому тоже пришлось объяснять, что его участь – не наказание, к которому он кем-то приговорен, а результат его собственного выбора. Сам себя наказал. Выбрал стать упырем, вот и угодил к упырям. В следующий раз выбирай что-нибудь другое, не жри тех, кто тебя любит, даже если болеешь и тебе плохо. Парень при жизни был начитанный – можно надеяться, понял.

Женщина из Шибевата. Не удивительно, в Шибевате у Вуагобу питомник, оттуда он много получает и многих поглощает. Тетка родила восьмерых дочерей и теперь сокрушалась о том, что с ними сделала, ведь она же знала, что это такое, сама из-за этого до старости мучилась – то воспалится, то начинает зудеть и кровить. От своих дочерей и невесток она питалась: все было сделано по обычаю, все должны так жить… Но здесь она ужаснулась и поняла, что так нельзя.

– Тебе незачем здесь оставаться. Дай мне руку. И его за руку возьми. Теперь мою руку отпусти, а вы друг друга не отпускайте, что бы вокруг ни происходило. Идем.

Любитель китонских грибочков, превративший жизнь своих близких в беспросветный кошмар. Мало того, что он тащил из дома все, что не приколочено, чтобы купить очередную порции сушеной дряни, так еще и приспособился тянуть чужую жизненную силу – под конец подсел на это еще основательней, чем на грибочки. Только здесь опомнился и раскаялся. Думал о тех, кому навредил при жизни, жалел о том, что не переиграть.

– Идем дальше. Главное, не расцепляйте руки. Выйти наружу вы сможете только все вместе.

Время здесь течет не так, как в мире живых. Сколько заблудшего народу получится собрать, пока там пройдет три часа?

Хенга сохраняла спокойствие. Кто-то ведь должен сохранять спокойствие, и кроме нее некому.

Тейзург то и дело проверял пульс Хантре, а на песочные часы смотрел так, словно его подмывало расплющить всмятку бронзовый корпус. Должно быть, ему казалось, что песчинки сыплются из верхнего сосуда в нижний чересчур медленно. Злое лицо, сощуренные глаза. Порой он пытался ухмыльнуться – это было похоже на оскал спятившего уличного бандита, от которого впору бежать со всех ног. Монфу, Куду и Флаченда, так и сидевшие в ряд у стены, выглядели совсем запуганными, шевельнуться лишний раз боялись. Лорма оперлась рукой о плиты, опустила голову, чтобы волосы прикрывали лицо, застыла в неудобной позе. Харменгера то бросала косые взгляды на Тейзурга, то снова поворачивалась к арке, за которой корчился в конвульсиях Вуагобу. Ее длинный суставчатый хвост агрессивно метался туда-сюда: она здесь не просто зритель, а заинтересованная сторона, изрядно недовольная развитием событий.

Амулетчица сидела около зонтика, защищавшего Хантре от солнца. Руки сложила на коленях, весь свой арсенал держала в готовности: почем знать, что в следующий момент понадобится.

– Ну-ка, пустите меня!

Кто-то бесцеремонно отпихнул ее. В тот же миг Тейзург вскинул голову, а Харменгера молниеносно развернулась, щелкнув хвостом-бичом.

Зонтик откатился в сторону.

– Зин… – вырвалось у амулетчицы при виде серо-зеленого одеяния.