Дороги Сонхи

У него тоже нет физического тела – с тех пор, как его убили и съели два отморозка в алендийских катакомбах. Это всего лишь подобие.

– Тьма вокруг! Силы тьмы атакуют!

– Без тебя вижу, – огрызнулся Хантре.

– Тьма снаружи, и токмо здесь от нее спасение! – осклабился Незапятнанный.

– Чего?.. – от такого заявления он опешил.

А собеседник тем временем выкарабкался полностью, выпрямился на зыбких ногах. Может ли он напасть? Попробует – обожжется. В буквальном смысле. Незачем на него время тратить. Хантре двинулся в ту сторону, где находился кто-то из его клиентов.

Упырь потащился следом, сохраняя дистанцию. Его пафосные вопли заглушали бормотание других сущностей, которые высовывались из колышущихся слизистых стен, как утопленники из трясины.

– Атакует нас мерзопакость, куда ни глянь – повсюду силы тьмы, и я от них пострадал за свою праведную борьбу с развратом! Но я продолжаю свою борьбу, никому я спуску не дам, и ежели где мерзопакость замечу, от меня пощады не жди! – тут он расхохотался, как сумасшедший, а потом послышалось утробное хлюпанье, словно остатки воды уходят в слив ванны.

Хантре оглянулся: Шаклемонг втягивал в себя желе, заполнявшее коридор – ту субстанцию, которая воспринималась, как желе, хотя была чем-то другим. В черном провале его рта, разинутого в пол лица, пузырилось и хлюпало.

«Смогу я этого гада вырубить? Чтоб отвязался…»

Уловив его намерение, упырь проворно попятился к стенке и слился с ней: остался отпечаток силуэта, в следующее мгновение разорванный двумя высунувшимися рожами – одна в области живота, другая почти на уровне пола.

Преодолев внутреннее сопротивление, Хантре медленно протянул призрачную руку к стене. Не то чтобы ему хотелось дотрагиваться до этой склизкой массы, но надо кое-что проверить. Так и есть, стена избегает прямого контакта: в ней появилась выемка, а потом и достаточно большая впадина, ее форма менялась, не допуская соприкосновения.

Через некоторое время желе впереди пошло рябью. Цветной рябью – или, скорее, с намеком на цвет. Нет здесь ничего по-настоящему цветного.

Рябь понемногу складывалась в картинку: небольшая комната загромождена старой мебелью, шкатулки, салфетки, безделушки, склянки, а посередине в кресле кто-то сидит. Изображение плоское, как на пыльной просвечивающей тряпке, но он понял, что можно и нужно переместиться вглубь. Так и сделал.

Перед ним старуха, грузная, неопрятная, с угрюмым оплывшим лицом. Всю жизнь поедом ела и близких, и первых встречных – всякого, кто подвернется, тянула из них жизненную силу, вот и очутилась во чреве у Вуагобу. И уже здесь пожалела, что выбрала такую дорожку. Порой ей что-нибудь вспоминалось, словно росток пробивался сквозь груду мусора, и она думала о том, что надо было с тем или с этой вести себя иначе, они ведь к ней по-хорошему относились, эх, да теперь уже былого не воротишь.

– Ты кто? – прошамкала она, вперив в гостя тусклый взгляд.

Хантре отметил, что выглядит она получше, чем рожи в коридоре: ее тут не полностью переварило. Не удивительно, раз в ней проснулось что-то, при жизни дремавшее в самом дальнем уголке души, и она до сих пор сопротивляется. Только не хватит у нее сил, чтобы самостоятельно отсюда выбраться.

– Я тебя отсюда выведу. Дай руку, и пойдем со мной.

Сухая морщинистая кисть ощущалась, как вполне материальная. Хотя они оба нематериальны.

– Жжется твоя рука… – пробормотала старуха. – Ишь ты, тепло… Тепло, но жжется… Жжется, зато тепло…

– Идем. Нужно собрать остальных, наружу выйдем все вместе.

Дальше двинулись вдвоем. Снова рябь и картинка: на этот раз не жилая комнатушка, а длинное помещение с каким-то оборудованием. Ткацкие станки?.. И возле них смутно намеченные фигуры – ненастоящие. Здесь только один настоящий, за конторкой в углу. С юных лет нацелился зарабатывать деньги, заставляя других на себя трудиться, платил гроши, заодно и чужую жизненную силу присваивал: сперва это получалось само собой, но однажды уяснил, что делает, и тянул из других уже осознанно. Главным образом из своих работников. Иной раз мелькало, что это неправедная жизнь, но он заглушал такие мысли выпивкой и бравадой: надо быть хищником, хозяином над людьми, а кто этого не умеет, тот твоя законная добыча. Кончилось тем, что на мануфактуре вспыхнули беспорядки, и его убили. Здесь он кое-что переосмыслил: лица, разговоры, эпизоды из прожитой жизни так и вертелись перед ним нескончаемым хороводом, словно демоны крутили шарманку – а толку-то, теперь уже ничего не поменяешь.

На то, чтобы считать всю эту информацию, ушло несколько секунд.

– Вставай, идем с нами, – бросил Хантре.

– Куда? – ощущение сиплого пропитого голоса – ага, он был пьян, когда надсадно кашлявший ткач проломил ему череп молотком.

– Отсюда. Наружу.

– Мое наказание закончилось?.. Я прощен?!