Хвала богам, она при параде: причесана, напудрена, глаза и губы подведены. И платье всего-то год назад вышло из моды, и на груди брошь – олосохарский жемчуг с фальшивыми винно-красными рубинами. Нинодия уже и не помнила, где и когда стащила эту брошь во славу воровского бога Ланки. Но с преподнесенным гарнитуром ее дешевые побрякушки не сравнить. Да только кавалер с гнильцой, это никакими бриллиантами не поправишь.
Сверкала золотым набалдашником прислоненная к стене женихова трость. Из коридора заглядывала в комнату прислуга с округлившимися глазами: не ожидала, что у хозяйки есть этакие поклонники.
– Зачем тебе это, Дитровен? – заговорила Нинодия. – Ну, было у нас с тобой когда-то... Что было, то было. А потом ты меня подставил, законопатил в вашу окаянную тюрьму, где меня покалечили, хотя я тебе ничего худого не сделала. Работала на Ложу, это да, так это дела житейские и политические. Нынче я от таких дел отошла. По состоянию здоровья. И ежели ты рассчитываешь через меня до моей доченьки добраться, чтоб ее в Овдабу забрать, так я ее хорошо пристроила, у нее такие опекуны, что не тебе с ними тягаться. Уймись, это не твой ребенок. Так зачем весь это балаган с букетом, словно я юная красотка, а ты сопливый шалопай? Будешь врать, что ты меня любишь и хочешь с Нинодией Плясуньей остаток жизни коротать?
Дитровен Брогвер, овдейский магнат, с которым она шестнадцать лет тому назад крутила любовь, глядел на нее, словно игрок, который задумал сорвать куш, но сознает, что может и продуться в пух и прах. Нездоровое дряблое лицо, волосы поредели и поседели, на макушке и вовсе лысина – зато костюм отменно пошит, очки в золотой оправе, драгоценные запонки. Стоять на коленях ему было неловко и больно, и он слегка морщился, хотя старался сохранить благожелательное выражение лица. По лбу сползала капля пота.
– Нинодия, я искренне сожалею о том, что причинил тебе страдания.
– Врешь. Кабы искренне сожалел, уже бы исцелился. Мне сказали, какое условие вплетено в это проклятье: те, кто сделал меня калекой, должны раскаяться в совершенном злодеянии, тогда недуг враз исчезнет. А ты, значит, ничуть не раскаялся, только изображаешь.
Брогвер вздохнул. Не способен он раскаяться в том, что причинил кому-то зло. Пожалеть, что сделал неверный ход и в результате сам пострадал – это само собой, но это не поможет ему избавиться от проклятия песчаной ведьмы.
– Поднимите меня, – приказал он по-овдейски лакеям.
Те с двух сторон подхватили своего господина и аккуратно поставили на ноги. Перед этим парень положил футляр на стол, бриллианты игриво подмигнули Нинодии мерцающими гранями.
– Не возражаешь, если я присяду?
Ответа он не стал дожидаться, и его усадили в кресло. В ее любимое кресло.
Нинодия, про себя ругнувшись, опустилась на скрипучий диванчик.
– Хитрозадый ты, Дитровен. Не можешь раскаяться в дурном поступке, вот и решил, как говорится, не в дверь, так в окно? Думаешь, ты на мне женишься, и дальше как-нибудь выкрутишься-откупишься от своего недуга, и эта женитьба заместо раскаяния тебе зачтется? В особенности если я сама начну хотеть, чтобы муженек выздоровел?
«И если сама попрошу об этом песчаную ведьму – ты ведь, хитрожопый старый хрыч, на это рассчитываешь?» – дополнила она про себя.
– Нинодия, ты же умная женщина, – страдальчески вздохнул Брогвер. – Я сожалею, что пришлось так поступить… тогда... Но это от меня не зависело, на меня надавили, я поддался уговорам и давлению. Ты оказалась для них самой подходящей мишенью. Если бы они знали, что ты агент Ложи, все было бы иначе, с иностранными агентами работает другое ведомство.
Нинодия фыркнула:
– Была я агентом или нет – какая разница? Это все равно была я, Дитровен. И вы, пшорское отродье, вместе с ногами всю мою жизнь поломали!
Он безропотно проглотил «пшорское отродье». Опять вздохнул. И снова заладил свое:
– Когда ты станешь моей супругой, ты ни в чем не будешь нуждаться – ни в деньгах, ни в самых лучших артефактах для протезов. Я вижу, у тебя здесь тесновато, другое дело особняк или просторная квартира на весь этаж…
– Нет уж, не хочу я в Овдабу. Глянешь в окно – пасмурно, зимой холодина, лето паршивое, да и народишко жлобы окаянные. Не дождешься.
– Кто тебя неволит? – в его внимательных тускловатых глазах что-то блеснуло – видно, решил, что невеста вот-вот заглотит наживку. – Живи в Аленде. Я буду часто бывать здесь по коммерческим делам, собираюсь приобрести недвижимость, сейчас много конфиската выставлено на аукционы. Ты не составишь мне компанию на просмотрах? Я хотел бы взять то, что тебе понравится, если ты примешь мое предложение.
«Ох, как сладко поешь...»
– Сегодня я вторгся без приглашения, – добавил Брогвер. – Не смею больше отнимать у тебя время. Не согласишься ли завтра пообедать со мной в «Золотом блюде»? Я не тороплю тебя с решением…
Букет он сунул лакею, тот с поклоном положил цветы на вытертую до лысых пятен бархатную скатерть.
После этого Брогвера снова подхватили под руки, подняли и повели к двери.
– Эй, ничего не забыл? – бросила вдогонку Нинодия.