Дороги товарищей

— Конечно. Нас пятеро. Ядро.

— И мы не трусы, — добавил Сторман. — Стрелять умеем по цели.

— Тогда, ребята, дадим слово, — предложил Саша. — Один за всех, все за одного.

Они поклялись, что в случае падения Чесменска соберутся на берегу озера Белого и начнут бить немцев из-за угла, по-партизански. Этот план казался простым, ясным, заманчивым. Особенно восторгался планом Вадим. Он тут же подал мысль, что надо проложить на карте путь следования к озеру. Предложение его было с готовностью принято, и скоро на карте была прочерчена «линия следования», как сразу же назвали прямую дорогу к озеру.

— По дороге можно устраивать нападения, — разошелся Вадим. — Это же очень просто!

— На кого? — насмешливо спросил Семен. — На наших?..

— На фашистов, дурак!

— Где они, фашисты? Здесь везде наши!

— Попросить оружие у наших, — не растерялся Вадим. — Дадут.

— Ну, фантазировать не будем, — оборвал его Саша. — Условимся, что если кто нарушит клятву — позор тому.

— Позор! — ответили все.

Ночью, когда все уснули, Саша встал и вышел на крыльцо. Гул на севере и юге, целый день тревоживший душу, смолк. Саша напряженно вслушивался, но в тишине, царившей над селом, не раздавалось ни одного звука. Блестели на небе звезды, легкий ветерок шевелил листья. И дорога, по которой весь вечер двигались на восток войска, была молчалива, пустынна.

«Что же это такое? — думал Саша. — Остановили? Вдруг остановили?..»

Он знал, что бои на фронте не прекращаются и ночью. Так почему же такая мертвая тишина?..

«Значит, остановили. Выдохлись немцы!» — решил Саша.

И все-таки этот вывод не успокоил его: тишина, так же как и недавний гул, была гнетущая, тревожная, — обманчивая была эта тишина.

Саша хотел разбудить ребят, посоветоваться с ними. «Боишься?» — насмешливо спросил он себя.

«Нет, не боюсь! К черту, спать!»

Он вошел в избу, лег на спину. В прямоугольнике окна светились из невообразимых просторов неба звезды. Саша насчитал их два десятка. Много было звезд этой ночью на небе.

Саша вспомнил Марусю, Женю… Звезда сквозь окно глядела на него и улыбалась мирной человеческой улыбкой.

Тишина, небывалая, всеохватная тишина стояла над миром.

Саша уснул…

Глава четвертая

«МИЛЫЙ ГОРОД! ГДЕ ТВОИ ПЕСНИ?..»

Все свои поступки Аркадий теперь подчинял цели, намеченной для него в разговоре с худощавым. «Работайте спустя рукава, а когда поймете, что атмосфера накаляется, уезжайте», — сказал худощавый. Так Аркадий и сделал.

Возвратился он в Чесменск утром.

Утро, серое и прохладное, только что занялось над городом. В густом, пропитанном влагой воздухе (ночью прошел дождь) еще бродила ночная тень. Небо едва-едва поблескивало сквозь тучи, быстро уходящие на восток.

«И тучи бегут, — подумал Аркадий. — Все бежит от фашистов, только я никуда не побегу».

В Заречье, на песчаной дорожке, изрытой, словно оспой, тяжелыми каплями дождя, Юков догнал Всеволода Лапчинского. На оборонительных работах он Всеволода не встречал. Очевидно, Лапчинский не попал в число тех, кто был отправлен в Валдайск.

— Эй, подожди-ка! — позвал Всеволода Аркадий. — Как тут дела?

Лапчинский остановился, приветливо поздоровался.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Вообще…

— Дела, как сам знаешь, обычные… неважные.

— Скучно? — осведомился Аркадий, лениво взглянув на серое небо.

— Что ты? — удивился Всеволод. — Какая может быть скука! Работы по горло! Чесменск то и дело бомбят… Эх, гады!

— Людей-то много побило?

— Конечно, много! Трудно сосчитать. Завалит — и поминай как звали. В подвалах иной раз все выходы заваливает.

— Откапывать надо! — резко сказал Аркадий, как будто от Всеволода зависело что-то. — Люди-то живые.

— Откапывают, как же! Скорее бы уж в бой, а то в тылу, как муху, пришибут. Ты откуда?

— Так… оттуда, — Аркадий неопределенно махнул рукой.

— А я, представь себе, на курсы радистов взят, диверсантом вроде буду. — Всеволод оживился, щеки у него зарозовели. — Хорошее дело, по моему характеру.

Аркадий выслушал признания Лапчинского и с усмешкой оглядел его с ног до головы.

— Хорош, — резюмировал он. — Диверсант из тебя броский выйдет. Классный, я тебе скажу, диверсант и — точка! Только вот нос несколько курносый. Что это он у тебя подкачал? Вида не будет, солидности. Придется тебе по ходу дела, друг ситный, искусственный паяльник приставить, чтобы вывеска, как говорится, была внушительнее. А то какой же ты диверсант?

Аркадий мрачно выругался и неожиданно накинулся на оторопевшего Лапчинского.

— Что же ты болтаешь? Что ты мне душу свою, как неумная баба, нараспашку выворачиваешь? Тебе говорили — держи язык за зубами, будешь жрать пирожки с грибами? Или начальники у вас совсем уж аховские, дисциплинку не налаживают?

— Что ты, что ты, Аркадий? — попытался урезонить Юкова Лапчинский. — Я же только тебе. Я же знаю: ты парень свой.

— Да откуда тебе известно? — пуще прежнего разозлился Аркадий. — Может, я самая последняя контра. Может, я немцу со всей требухой продался?