Дороги товарищей

— Ни одного живого человека, даю голову на отсечение. Только Фима Кисиль.

— Так я и знала. Я спиной чувствовала!

— У тебя температура, да?

— Ты понимаешь, он меня преследует! Он меня уже давно преследует!

— Кто? Фима?

— Да.

— Врешь?

— Честное слово!

— Ты его обидела?

— Что ты! Он, наверное, в меня… Ты даешь слово, что никому не расскажешь?

— Убей меня небесный гром на этом самом месте! Честное комсомольское!

— Он, наверное, в меня влюблен, вот что!

— Ну да-а-а?!

Аркадий, сраженный наповал этим известием, сел на землю и захохотал.

Они встретились неподалеку от школы, у входа в липовую аллею.

Аркадий хохотал.

У Жени гневно дрогнули брови.

— Аркадий! — воскликнула она. — Если ты просмеешься еще хоть одну секунду, я тебя возненавижу! Этот человек отравляет мне жизнь. Я боюсь теперь ходить по улицам. Он совсем не похож на сумасшедшего, когда говорит со мной, я его боюсь! Он рассказывает мне о какой-то женщине, о пифагорийцах!..

Аркадий понял, что Женя не шутит и дело серьезное. Он вскочил и сказал:

— Вот я ему морду набью!

— Морду не надо, ты скажи ему что-нибудь. Пожалуйста, Аркадий, что-нибудь такое…

— Горяченькое?

— Чтобы он отвязался. Кстати, кто такие пифагорийцы.

— Народность какая-нибудь, — сказал Аркадий.

— Да нет, это из истории. — Женя оглянулась и простонала: — Стоит, сто-ит!

— Сейчас он ляжет, гром-труба! — пообещал Аркадий и двинулся на сближение с Фимой.

Почувствовав намерения Аркадия, Кисиль в ту же минуту тронулся прочь. Аркадий догнал Фиму и сказал небрежно:

— На пару слов.

— Чудесное утро, не правда ли? — почти пропел Фима, лучезарно улыбаясь прямо в лицо Аркадию.

В этой улыбке Аркадий прочел вызов.

— Ты мне брось… не заговаривай! — сразу же перешел к решительному объяснению Аркадий. — Знаю я тебя: чудесное, расчудесное… мне плевать! Ты Женьку Румянцеву знаешь?

— Евгению Львовну Румянцеву, Евгению Львовну Румянцеву! — важно поправил Юкова Фима и поглядел на небо. — Поэзия! Это поэзия, мой молодой друг! Вы понимаете что-нибудь в поэзии? Виргилия? Овидия? Вы читали этих поэтов?

— Так вот, я тебе скажу: забудь ее!

— Или Бунина. Чудесные стихи Бунина вы читали? Гумилева, может быть? Например, вот эти строки:

На полярных морях и на южных,
По зеленым изгибам зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.[34]

— Иди ты к черту, Фима! Ты слыхал, что я сказал тебе?

— А дальше еще чудеснее, не правда ли? — продолжал Кисиль.

Или бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что золото сыплется с кружев,
С розоватых брабантских манжет.[35]

Декламация вывела Аркадия из терпения. Он схватил Фиму за руку и угрожающе прошептал:

— Брось трепаться, тебе говорят! Если хоть раз ты пристанешь к Женьке, я расквашу тебе харю!

— Не надо! — остановившись, резко сказал Кисиль. — Не надо, молодой человек! Ваша фамилия Юков? Тот самый Юков, папаша которого посажен за мелкое воровство? Какие неприятности! Я вам сочувствую, но как человек, уважающий социалистическое имущество…

— Ах, так! — Аркадий побледнел и ударил Кисиля по шее.

Он ударил тихонько… может быть, в одну четверть силы. Честное слово, это был детский удар! Но Кисиль, должно быть, не привык к таким ударчикам. Он охнул и замертво растянулся на тротуаре.

— Точка! — резюмировал Аркадий, запоздало соображая, что дело совершенно неожиданно приняло сквернейший оборот.

К месту короткой схватки отовсюду сбегались люди.

Аркадию оставалось только одно — объявить: «Вяжите меня: я убийца!»

Град наибраннейших слов посыпался на него.

— Пощупайте пульс! Доктора! — крикнул кто-то.

В этот критический момент Фима очнулся, вскочил и, с испугом озираясь по сторонам, закричал:

— Граждане, что случилось? Не устраивайте на улице манифестаций, это вам не при Николае Кровавом! Я споткнулся, уверяю вас! Мы с моим другом рассуждали о поэзии древнего Рима…

— Мы видели, как вы споткнулись, — заметил пожилой мужчина в женской панаме, мрачно глядя на Юкова.

— Мы видели, как вы о поэзии рассуждали, — зловеще поддержала его женщина с усиками.

— Тем более, тем более! Разрешите, я спешу, у меня срочные дела, я не люблю дебошей и недоразумений! — И Фима, расталкивая толпу плечом, бежал, оставив на поле боя ошеломленного Аркадия. Издалека, из мира свободы и всяческих радостей, доносился довольный, благодушный Фимин голос: — Счастливо оставаться, Аркаша! Я приму вас в свободное время. Вы знаете часы моих приемов?

— Милиция! — возвестил народ.

— Заберите его!

— Юродивого избил!

— Проходу нет!..

— Порядочек, граждане, порядочек! Где пострадавший? Кто избивал?

Это был все он же, все он же — милиционер товарищ Фунтиков!

— А-а, — грустно протянул он, увидев Аркадия, — опять ты! Что же мне делать с тобой?

— В милицию его, что с ним разговаривать!

— Хулиган!

— Учить их надо!

— Кто таких только воспитывает?

— Порядочек, граждане! — снова проговорил Фунтиков и, оглядев собравшуюся толпу, спросил: — Свидетели есть?