Дороги в горах

— Хвоев — тяжелый человек, — сказал он, еще как следует не прожевав. — Татьяна Власьевна, вы как думаете?

— Я с Хвоевым не работаю, — сухо ответила Грачева. — Вам видней.

— Уклоняетесь?.. Ведь нравится? Скажете, нет?

— Почему так думаете? — удивилась Татьяна Власьевна. — Я не замечала, чтобы он был тяжелым. И от других не слышала…

— Вот правильно! — обрадовался Иван Александрович. — Уважаю откровенность.

Татьяна Власьевна, презрительно сощурив красивые глаза, сказала:

— А чему же радуетесь? Любите откровенность… Если так, могу добавить: Петр Фомич, да и вы куда тяжелее…

Иван Александрович, поняв, что разговор принимает неприятный характер, постарался обернуть все в шутку:

— Вдвоем-то, конечно… Один Петр Фомич вряд ли уступит. Килограмм восемьдесят есть, а, Петр Фомич?

— С гаком. Восемьдесят семь…

— Вот видите… — рассмеялся Иван Александрович.

Грачев, зажав в кулаке вилку, переводил настороженный взгляд с жены на гостя:

— Не вздумайте поссориться.

— Зачем нам ссориться. — Татьяна Власьевна встала, сняла со стены гитару.

— Молодец, Таня. Иван Александрович, знаешь, она великая мастерица… Сыграй, Таня! Нашу сыграй.

Татьяна Власьевна согласно кивнула, и струны зажурчали.

Не брани меня, родная,
Что я так люблю его,
Скучно, скучно, дорогая,
Жить одной мне без него.

Татьяна Власьевна пела, а муж, опираясь на стол, медленно поднимался.

— Таня!

Она приглушила струны.

— Помнишь? Как сидели на скале, помнишь? А ты пела… Вот эту самую «Не брани»…

— Не забыла.

— Эх, молодость!.. Как мы изменились!

— Особенно ты, — заметила Татьяна Власьевна, и пальцы ее побежали по струнам.

— Понимаешь? — Петр Фомич обернулся к Гвоздину.

— Конечно, — поспешно согласился Иван Александрович.

— Ни черта ты не понимаешь! Точно говорю. Ты сегодня сел в лужу. Показал себя. А меня не подбивай. Я понимаю… Пой, Таня!

* * *

Положив ручку, Валерий Сергеевич с удовольствием распрямился и, поглядывая на исписанные листы бумаги, закурил. Вот и докладная готова. Кажется, обстоятельно получилось. Учтены все замечания. А каков Гвоздин! Показал себя…

Время подходило к десяти. В большом деревянном здании райкома было тихо.

Посидев в усталой задумчивости, Валерий Сергеевич достал из внутреннего кармана вдвое сложенный конверт. Вот он, дорогой почерк его Вареньки: округлые не соединенные между собой четкие буквы. Впрочем, не такие уж четкие. Раньше Варенька будто печатала. Как могло это случиться? Принесло же старика! А его, Валерия Сергеевича, к несчастью, не оказалось дома. Он уехал в Верхнеобск. В середине ноября… Снег выпал и растаял, ударил морозец — все оледенело. Ветки деревьев гнулись под тяжестью наросшего льда. Вот тогда-то старик-алтаец и заявился в дом с образцами пород, которые в разные годы отыскал в горах.

Эх, Варенька!.. Дорогая… Зачем тебе было идти со стариком? Ведь ты топограф, а не геолог. Хотя как же иначе?

Валерий Сергеевич вспомнил, как в глухую полночь возвращался из Верхнеобска. Закрыв глаза, он представлял встречу с семьей. Ленушка, конечно, спит. А Варя? Она ждет…

Шофер еще не остановил как следует машину, а он выскочил, застучал в окно. Открыла дверь мать.

— Валерий, беда-то какая! — всплеснула она руками. — Разбилась… Упала и разбилась… Вечор в город отправили. Самолет прилетал… Сколько я говорила… Все на рожон лезла…

Тяжелые шаги и звук открываемой двери вернули Валерия Сергеевича к действительности. На пороге стоял Кузин.

— А, Григорий Степанович! — смутился Хвоев, чувствуя, что сейчас должен состояться окончательный разговор. Больше тянуть нельзя. Собственно, он не тянул, но было как-то неловко перед стариком. Ведь он отдает все силы колхозу…

— Вижу, огонь… — угрюмо сказал Кузин, стягивая с головы шапку. — Вот и зашел. Поговорить надо…

— Да, поговорить надо, — согласился Валерий Сергеевич. — Рассказывай, Григорий Степанович, как дела. Давно собираюсь побывать на ваших стоянках да вот закрутился тут. Рассказывай, как зимовка идет, что вообще нового.

— А что рассказывать? Все так же, как и раньше. — Кузин упрямо смотрел себе в колени.

— Скромничаешь, Григорий Степанович. — Хвоев засмеялся, хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. — Вот с еловыми ветками вы здорово придумали. Мы всем колхозам рекомендовали. Строительную бригаду сколачиваете. Тоже важное дело. Надо полагать, теперь сдвинете строительство с мертвой точки. И вообще, мне думается, у вас веселей дела пошли.

— Веселей, — с тяжелым выдохом согласился Кузин и, подняв голову, уколол Хвоева укоризненным взглядом. — Валерий Сергеевич, давай поговорим без хитростей, без дипломатии, начистоту. Я ведь не такой дурак. Кое-что понимаю.

Лицо и шея у Хвоева порозовели. Он машинально потер ладонью голову.

— Пожалуйста… я всегда начистоту…