– Я начала думать, не стоит ли мне рассказать все полицейским.
– Что-о?
– Я возьму все на себя. Скажу, что ты ничего не знала.
– Нет, Лилиана! Ни в коем случае! Мы уже слишком затянули с признанием. И тебе никто не поверит.
– Но это же правда. Им придется поверить.
– Что ты одна тащила Леонарда? Вниз по лестнице? Через сад до проулка? А я ни сном ни духом?
У Лилианы запрыгали губы.
– Я просто ума не приложу, как мне поступить! Я втянула тебя в эту историю…
– Не думай обо мне.
– Ты столько сделала. Да вообще
– Ты тоже держалась молодцом. И тебе нужно выстоять еще совсем немного.
– Не знаю, сумею ли. Чем дальше, тем больше все походит на какой-то чудовищный кошмар.
– Да, ощущение именно такое, – сказала Фрэнсис. – Но у них нет доказательств – ни против нас, ни против Чарли. А без доказательств они не могут никого арестовать. Не могут…
Но теперь голос у нее дрожал, и последние остатки уверенности улетучивались. Лилиана тревожно взглянула на Фрэнсис, потом схватила за руки:
– Прошу тебя, только не поддавайся страху! Ты не должна поддаваться страху! Если я пойму, что ты тоже боишься, – умру!
Она судорожно стискивала пальцы Фрэнсис. И опять нахлынула паника, темный электрический страх. Они крепко вцеплялись друг в друга, но казалось, огромная пропасть лежит между ними, объединенными и одновременно разделенными своим ужасом.
Как уже бывало раньше, паника пробежала сквозь них мощным электрическим разрядом и сама собой выгорела. Лилиана высвободилась и уткнулась лицом в ладони.
– Я хотела бы все изменить, – глухо проговорила она. – Хотела бы отменить происшедшее. Я очень хотела бы… – Она осеклась, совершенно изнеможенная. – Но в сожалениях нет никакого толку. Никогда нет, верно ведь?
Фрэнсис обняла ее, поцеловала в бледную щеку:
– Просто будь начеку, когда придет инспектор. Не дай подловить себя на чем-нибудь. Мы уже через столько всего прошли; мы сумеем выстоять до конца, я уверена. И пожалуйста, выброси из головы все мысли насчет признания. Выбросишь?
После недолгого колебания Лилиана кивнула:
– Да, если ты настаиваешь.
Они поднялись на ноги, немного постояли лицом к лицу и на прощание неловко поцеловались сухими губами.
Выйдя за дверь, Фрэнсис прищурилась от дневного света. У витрины лавки стоял мужчина, разглядывая товары, и Фрэнсис, на миг ослепленная, едва на него не натолкнулась. Встретившись взглядом с его отражением в пыльном стекле, она пробормотала извинение и двинулась дальше.
Но через пару секунд обернулась и увидела, что он быстро шагает по тротуару в противоположном направлении. На нем серый макинтош с металлическими застежками, осознала Фрэнсис. Уж не тот ли самый это мужчина, мимо которого она проходила раньше днем, по пути из дома? Она не была уверена, но эта мысль вызвала у нее новый приступ паники. Прежде ей такое не приходило в голову – но разве не может быть, что инспектор Кемп поставил своих людей наблюдать за домом? И велел повсюду за ней следовать, когда она выходит? Возможно, они уже не первый день ведут слежку. Иначе откуда бы он узнал, что застанет ее одну сегодня? А она сделала ровно то, чего он от нее хотел! Сейчас же бросилась к Лилиане! Помчалась к Лилиане, чтобы опередить инспектора, поскольку он счел нужным сообщить ей, что ближе к вечеру сам туда наведается…
Фрэнсис направилась домой, испытывая дурноту, чувствуя себя пойманной в ловушку и беспомощной. Время от времени она украдкой оглядывалась через плечо, но мужчины в сером макинтоше ни разу нигде поблизости не заметила.
14
Через два дня состоялись похороны. Фрэнсис собиралась пойти на них с матерью, но мать утром встала еще более хмурая и раздражительная, чем обычно, и пожаловалась на больное горло. Так что Фрэнсис отправилась одна – в унынии добрела до Пекхама по серым пасмурным улицам, а там села на автобус до кладбища. У ворот, в ожидании похоронного кортежа, толпились мужчины и женщины в черных одеждах. Фрэнсис узнала тетушек и кузенов с семейной вечеринки и пожала руку двум-трем из них. Когда показался катафалк и вереница автомобилей, она принялась напряженно высматривать Лилиану, но увидела ее лишь мельком, в окне одной из проползавших мимо машин. Наконец последний автомобиль въехал на кладбище, и участники похорон в молчании потянулись за ним следом. Понадобилось минут десять, чтобы по извилистой дорожке между могилами добраться до угрюмой маленькой часовни, где должна была пройти заупокойная служба.
Атмосфера при данных обстоятельствах не могла быть иной, кроме как мрачной. Гроб покоился на козлах перед алтарем: отделанный рыжеватой медью и покрытый рыжеватым лаком, он своим цветом тревожно напоминал самого Леонарда, а два возложенных на него цветочных венка – с надписями «БРАТУ» и «СЫНУ» – вызывали тяжелые мысли о чрезвычайной преждевременности этой смерти. Пока священник произносил надгробное слово, люди плакали в носовые платки. Фрэнсис, боясь дать волю своему горю и тем самым как-нибудь себя выдать, изо всех сил сдерживалась, чтобы не поддаться заразительному плачу, и сидела в каменной неподвижности, словно и не дыша даже.