Трудовая и семейная этика развивались параллельно, и они по-прежнему взаимосвязаны. Когда мы слышим о «балансе между работой и личной жизнью», речь чаще всего идет о женщинах, которые пытаются выкроить время, чтобы провести его с семьей. Иначе говоря, семью изображают таким образом, будто она конкурирует с требованиями капитализма. Но теоретики еще начиная с Карла Маркса и Фридриха Энгельса указывали, что семья, какой мы ее знаем, призвана обеспечивать бесперебойное функционирование капиталистической системы: она воспроизводит работников, без которых эта система не может существовать. Вот почему не только деторождение, но и забота, приготовление пищи, утешение плачущего ребенка и все в том же духе – это тоже «репродуктивный труд». Институт семьи находится в кризисе, поскольку в кризисе капитализм – и если мы сейчас видим, как по этой системе ползут трещины, то лишь потому, что истории об этих институтах, которые нам рассказывали все это время, больше не в состоянии скрывать истинное положение дел[64].
Нет ничего естественного и природного в семье с двумя родителями и двумя-пятью детьми, живущей в домике за забором, как нет ничего естественного и природного в автомобиле, на котором она передвигается. Такая семья возникла в результате исторического процесса, полного насилия, борьбы и того, что мы воспринимаем как эволюцию. Как пишут Кунц и антрополог Пета Хендерсон, единственное «естественное» в репродуктивной деятельности – тот факт, что люди, которых мы привыкли считать женщинами, всегда были «источником новых членов общества». Однако выделение репродуктивного труда как отдельной категории не означало автоматически, что один тип труда станет оплачиваемым, будет цениться и мифологизироваться, а другой – обесцениваться и вовсе не считаться работой[65].
Ученые спорят, какие именно причины привели к установлению господства мужчин, или того, что мы можем назвать патриархатом. Но они дают нам подсказки, которые помогут ответить на вопрос, как мы оказались в мире, где женщины по-прежнему выполняют бóльшую часть неоплачиваемого труда. Когда древние люди начали производить больше, чем могли потребить (по отдельности или всей группой), они начали обмениваться с другими группами произведенными благами, а также людьми – сегодня такой обмен называется браком. Когда появилась частная собственность и произведенные блага стало нужно передавать по наследству, мужчины начали придавать большее значение контролю над репродуктивной деятельностью и другими формами труда, ложившимися на плечи женщин. Иначе говоря, женщин не просто подавляли, их
Такая эксплуатация, подчинение женского труда, частично достигалась насильственным путем, но поддерживать ее помогала идеология. По мере становления института «семья» уменьшилась до размеров того, что сейчас называется нуклеарной семьей. Уже во времена Древней Греции домашнее хозяйство стало играть центральную роль в функционировании общества, и было установлено, что место женщины – дома[67].
Конечно, это не значит, что в Афинах во времена Платона институты работы и семьи были такими же, как в Америке 1950-х годов. Разница как минимум в том, что залогом процветания Афин был труд рабов, а не белых рабочих-мужчин, состоящих в профсоюзах. Но подчинение женщины и снижение ценности ее труда были прочно закреплены в момент рождения государства как института, задолго до появления капитализма[68].
Капитализм, однако, принес с собой целый набор новых практик, предполагавших разделение домашнего труда и контроль над ним. В феодальной Европе не существовало той границы между «домом» и «работой», которая возникла при капитализме. В городах раннего Средневековья женщины получили определенную степень свободы: они работали врачами, мясниками, учителями, торговцами и кузнецами. В докапиталистической Европе, пишет Сильвия Федеричи, «подчинение женщин мужчинам смягчалось тем, что у них был доступ к общинной собственности и прочим общинным ресурсам». При капитализме, однако, «
Реорганизация репродуктивного труда началась с кровопролития: кровь лилась в ходе охоты на ведьм, которая и создала семейные отношения в их современном виде. Женщин лишили прежних прав, доступа к зарплате и возможности собираться группами или жить поодиночке. Единственное безопасное место для женщины теперь было подле мужчины. Главной целью охоты на ведьм стали женщины, которые отказывались выходить замуж и владели небольшой собственностью, – прежде всего акушерки, целительницы и все те, кто способен контролировать репродуктивную деятельность и проводить аборты. Террор работал хорошо, ведь в колдовстве могла быть обвинена почти любая женщина. Он и помог сформировать то, что мы сейчас называем гендером[70].