Дорогие мои мальчишки

Капка рассказывал, с жадным доверием вглядываясь в лицо Плотникова и стараясь уловить, понимает ли он их затею, их мечту, сочувствует ли он ей или смеется в душе, а быть может, считает дурной блажью. Он рассказывал, а Валерка от волнения тоже шевелил губами беззвучно, не решаясь подсказать командору, когда тот останавливался, подыскивая нужные слова. Тимсон же слушал Капку и удивлялся, как это может такой сравнительно еще молодой парень говорить столь длинно и складно. Но вот Капка кончил свой рассказ. Плотников молчал. Потом вынул коробку папирос, достал одну, закурил.

Мальчики смотрели на него, ожидая ответа.

— Ну, в общем, мы с тех пор играем так, — попробовал дополнить Валерка.

Капка резко осадил его:

— Это, может быть, ты играешь, а я, например, лично не играю, а действую так.

Плотников вдруг тепло и загадочно улыбнулся:

— Интересно задумано. Свежая голова у Гая была. Почему же вы только тайну такую храните?

— А чего зря раззванивать! — уклончиво отвечая Капка.

— Погоди. Скромность — это одно, а скрытность — совсем уж другое дело. И ни к чему, мне кажется, тут такую таинственность напускать. Ну, вначале попробовали про себя, а дело получилось. Хватит в прятки играть. А тебе, Бутырев, в комсомол надо. Не комсомолец еще? Правда, парень ты еще очень молодой, да тебя примут, раз ты производственник хороший и организатор, видимо, неплохой.

— А чего я буду делать там?

— Ну вот, здорово живешь! То же самое и будешь делать, но только лучше будешь делать. Увереннее. Яснее. И помогут тебе когда надо. И поправят вовремя.

Директор Судоремонтного и начальник школы юнгов с интересом следили за этой беседой.

— Синегорцы… синегорцы… — повторил Плотников. —  Вон какое имечко приняли!

— Конечно, Иван Акимыч, — вмешалась Ангелина Никитична, — уж играли бы…

— Мы не играем, — повторил Капка.

— Ну, я не знаю, как у вас там называется…

— Дело не в названии, а в делах хороших… — возразил Плотников. —  А что это все-таки за герб такой? — проговорил Плотников, разглядывая бумажку, на которой был нарисован знак синегорцев. — Погодите, погодите, где это я уже видел его?.. Стоп!.. Да я же у Юрки, у сынишки моего, в тетрадке это видел! Он что-то там вычерчивал схожее, помнится мне…

Плотников вскинул голову и посмотрел на мальчика.

— А он тоже давно у нас, — сказал Капка.

— Да ну! — обрадовался Плотников, но спохватился и осторожно взглянул на Ангелину Никитичну.

— Его, как лучшего шахматиста, приняли, и он кружок у нас вел. И вообще подходит.

— Да, только… — начал было Тимсон, впервые подав голос за все это время, но тут же замолчал и покачал головой.

— Тимка! — прошипел Валерка.

— Молчу, — сказал Тимка.

— Ну, в чем же дело? — заметно обеспокоился Плотников.

— Дома его больно уж строго держат, — пояснил Тимсон, — чуть на лодке — уже сразу не пускают. Боятся. Что мы его, топить собираемся, что ли?

Плотников от всей души расхохотался. Засмеялись и все другие.

— Ну, а все-таки, что же это за игра у вас была, откуда затонские синегорцы имя приняли и почему у них герб такой? Кто скажет?

— Это пускай Валерий расскажет, он вместе с Арсением Петровичем целую историю написал, когда прошлое лето в лагере были… У нас там даже самодеятельность когда проводили у костра, Валерка выступал с этим. И мы после поклялись, что будем так действовать.

— Рассказать? — Валерка вопросительно посмотрел на всех.

— Очень интересно. Послушаем.

И Валерий Черепашкин рассказал товарищу Плотникову, начальнику школы юнгов и директору Судоремонтного историю Трех Мастеров.

Глаза его блестели, нежные щеки покрыл лихорадочный румянец, он вскакивал, размахивал руками и рассказывал о Синегории, о людях с Лазоревых Гор, о страшном нашествии Ветров, о короле Фанфароне, о злом Ветрочете Жилдабыле. Голос Валерки задрожал, когда он описывал, как Амальгаму, прекрасного Мастера Зеркал и Хрусталя, бросили в темницу.

Он перевел дыхание и замолк.

— Ну, ну! И как же дальше было? — спросил с интересом Плотников.

— Сейчас, — сказал, переводя дух, Валерка. — Сейчас расскажу дальше…

Черепашкин прислушался. На поле давно уже бухал мяч и раздавались трели судейского свистка. Кто-то вошел в кабинет и напомнил товарищу Плотникову, что матч продолжается. Вторая половина игры уже началась, надо идти на места.

Плотников с сожалением встал.

— Ах ты беда! — проговорил он. — На самом интересном месте! А надо идти. Ну, когда-нибудь доскажешь. Непременно. Очень хочется знать, как это все там у вас в Синегории в конце концов получается. Спасибо, товарищи… Так Юрка мой, говорите, тоже? Синегорец? Да? Скрывал, свиненок… Ну что ж, если сыну такое доверие оказываете, то, надеюсь, и отца не обидите. Идет?

Он крепко пожал руки всем троим синегорцам, задержал руку Капки, хотел что-то сказать, должно быть, но передумал, похлопал Капку по плечу, шумно вздохнул и пошел к выходу.

Гости последовали за ним. Когда мальчики убежали вперед, чтобы скорее попасть на места, Плотников сказал задумчиво:

— Толковый народ растет! Ведь этот вот, командор их, как его… Бутырев, что ли?

— Бутырев Капитон, — подтвердил директор.