Дорогие мои мальчишки

Капка открыл калитку, взошел на крыльцо и постучался в дверь. Сташук, оставшийся у калитки, слышал, как женский голос окликнул Капку, он что-то сказал в ответ, щелкнула задвижка, упала цепочка. Капку впустили. Не прошло двух минут, как Сташук услышал голос Капки: "Сташук, иди сюда.Осторожно, тут приступочка". Виктор прошел через сени и очутился в чистенькой, просто, но хорошо убранной комнате. У окон стояли аквариумы. Корней Павлович был большой любитель по этой части. За стеклами одного аквариума сновали полосатые красные макроподы. В другом стеклянном ящике медленно проплывали вуалехвосты и телескопы - золотистые рыбины, похожие на хвостатые бинокли. Короткими толчками перемещались большие серебристо-полосатые месяцеобразные скаляриусы. Водоросли, похожие на зеленый стеклярус, шевелились в прозрачной воде. И позади большого аквариума, стоявшего посреди комнаты, за столом, на котором горел начищенный медью толстощекий самовар, стояли бутылки и лежала всякая закуска, Сташук с удивлением заметил мичмана Антона Федоровича Пашкова. Блестели его шевроны на рукавах.

- Заходите, заходите, деточки, - приветствовала смущенных ребят Наталья Евлампиевна, аккуратная, чистенькая старушка, супруга мастера.

- О-о, батеньки-матеньки, - заговорил Корней Павлович, - сдружились уже, видать! Мы-то тут сидим толкуем, как бы это дело сладить, чтоб друг дружке взаимно помощь давать по надобности, а они уж, видать, Антон Федорович, наперед нас обскакали... Ну, садитесь. Капа, бери стуло. Вот возьми огурчика малосольного. И вы, пожалуйста.

На столе стояла керосиновая лампа и в чисто вымытом стекле пламя, легонько постреливая, пускало тонкие золотые стрелки. Пар кудрявился и таял над самоваром. Наталья Евлампиевна налила ребятам по чашке, пододвинула варенье.

- Угощайтесь, деточки, это крыжовное. Самая польза от него. Еще до войны варила. Осталось чуточек. Кушайте.

- Ну, а мы, извиняюсь, еще по одной перепустим, - сказал мастер, наливая из бутылки гостю и себе.

Он поднял стопочку, наставительно поглядел через нее на свет, чокнулся с мичманом, опрокинул стопку в рот, зажмурился, нащупал корочку на столе, понюхал сперва одной ноздрей, потом другой, открыл изумленные глаза, наколол вилкой ломтик огурца и с хрустом закусил. Мичман тоже выпил и глазом не моргнул, только большим пальцем распушил усы. Потом моряк свернул цигарку, вынул кресало, кремень и фитиль, стал высекать огонь.

- Что вы, что вы! - остановил его мастер. - Чай, у нас зажигалка своего, местного, изготовления имеется... Наташа, где тут моя давеча лежала?

- Это вещь неверная: то камешек сточится, то бензин вышел, - сказал мичман. - Сказочку слышали про русский огонек?

- Не приходилось.

- Ну так вот, теперь вы послушайте, - сказал мичман, закурил и, отодвинув в сторону стакан, начал: - Поймал раз один наш боец немца в плен. Ну, фашист сперва было упирался, потом видит - дело капут. Оружие кинул и ручки задрал. Повел его наш боец к себе в часть. Идут они, идут, охота стала закурить. Немец цигаретку в зубы и нашему коробок сует, угощает: "На, кури, рус!" А наш не берет у него и свертывает себе сам свою дымогарную, в два колена, толщиной в полено.

Теперь вынул немец свою заграничную блиц-зажигалку. Трык! - загорелась. "На, рус, прикури!" А наш боец от ихнего фашистского огня отказывается, брезгает как бы вроде. Вынимает он походное свое кресало, огниво, шнур, фитиль, и пошла искру выколачивать: чирк-чирк!.. Ну ясно, с одного-то разу редко чтоб взяло. А немец уже насмешку строит, похваляется. "Ну где, говорит, тебе, рус, против нашей загранияной техники воевать? Гляди сам". Боец наш огонек себе высек, запалил свою дымо-гарку да и говорит тому немцу: "А ну, фашист, дай-ка сюда поближе твою заграничную чиркалку. Крутани еще разок". Немец это подносит к нему зажигалку свою, трык пальцем колесико - пожалуйте, битте, горит! А боец как дунет на зажигалку, так сразу у немца и загасло. Немец трык-трык - не берет больше. Кончилось его дело, бензин весь вышел...

"Ну, - говорит наш боец, - а теперь на-ка, фашист, попробуй мою задуй". И подносит ему фитилек свой. Стал немец дуть - не тухнет русский фитилек. Немец кряхтит, тужится, пыжится, щеки накачал с арбуз целый... Чем больше ни дует, тем пуще огонь раздувает. Тут боец наш ему и говорит, немцу этому: "Эх, говорит, вы, фрицы! Все у вас скроено с виду на испуг, а дела-то на один фук. Глядеть, так вроде огонь, а подул - одна вонь. Ну, а мы не сразу полымем, сперва искоркой. Но уж коли разгорелись, занялся наш русский огонек, так уж тут дуй не дуй, только пуще распалишь. А чиркалки эти заграничные мы почище ваших делать можем. Будь покоен, только руки не доходят. Погоди, вот управимся с вами, не такие еще сообразим". Фашист, однако, попался характерный, упрямый: дул, дул... да так с перенатуги и лопнул! Вот и вся сказка.

- Ай да сказка! - заметила Наталья Евлампиевна. - Значит, доказал ему русский огонек.

- Выходит, так.

- Ну-ка, и мы огоньку холодного еще хватим по седьмому кону, - сказал мастер и налил из бутылки гостю и себе.