Мичман на секунду задумался, обернувшись к Волге, покусал усы, потом, видимо, одобрил план.
- Значит, тихо, - приказал мичман. - Чтоб молчок, чтоб ни звука. Ударим с тыла. Гранаты чтоб в готовности были. И сразу по моей команде. А до этого чтоб ни-ни! Ясно?
Капка вывел юнгов через кусты на берег прораны там, где рукав реки делал крутой поворот.
- Вот тут мелко совсем, мне по грудь, а вам уж и вовсе хорошо будет, звал Капка, первым зайдя в нестерпимо холодную воду у берега.
Издалека продолжала доноситься частая стрельба, судорожный стрекот пулемета. Потревоженные птицы носились над островком. Юнги сбросили шинели, оставили их под кустами, завернули выше колен клеши, разулись и, высоко держа гранаты и винтовки, вошли в воду. Она была по-октябрьски студена и обожгла сперва, а потом тело немножко свыклось, и вода не казалась уж такой ледяной. Капка оказался прав: вода на отмели была юнгам не выше пояса. Но сам маленький проводник погрузился уже почти по самую грудь. Тогда Сташук и Палихин подхватили его с двух сторон под мышки и перенесли через глубокое место. Они быстро выбрались на берег островка. Немцы были на другой его стороне, за поворотом, и никак не ждали нападения отсюда: остров казался целиком отрезанным от левого берега Волги.
Юнги залегли цепью и поползли. Холодный ветер сипел в оголенных кустах. Сыпалась изморось. Сухая, выгоревшая за лето трава была холодна и мокра. С прутьев ивняка срывались отяжелевшие капли. Дрожь пробирала юнгов, вымокших при переходе вброд прораны. Рядом с мичманом, у левого плеча его, полз гибкий, изворотливый Сташук, а справа сосредоточенно пыхтел маленький Капка Бутырев. Он для чего-то надел черные суконные наушники, которые носил иногда зимой, в холодные дни, и перевернул фуражку задом наперед, так что она смахивала теперь на бескозырку. Оттого, что они ползли, прижимаясь к земле, мир казался им очень высоким, деревья, кусты, былинки и самое небо - все ушло вверх.
- Ну как, ручок, не страшно? - тихо спросил Сташук.
- Пока еще не страшно совсем, - шепотом ответил Капка, - а так только, боязно чуток.
- Разговорчики! - зашипел на них мичман.
Они ползли, и все громче отдавался в ушах частый стук близких пулеметов, низко посвистывали пули. Учебный ров, вырытый недавно юнгами, был совсем уже рядом, за кустами. Во рву и сидели немцы, живые немцы, немцы, обстреливавшие с островка Затон. Юнги бесшумно подползали.
- Передать по цепи. Слушать мою команду, - шепотом приказал мичман. Товьсь! Встали... За мной!
Сташук пронзительно засвистел в два пальца и швырнул гранату. Капка бросил свою. Крики "ура", "бей фашистов", "балтийцы, вперед" слились с трескучим грохотом разрывов, с беспорядочным щелканьем выстрелов. Капка почувствовал, что какая-то сила увлекает его вперед и он летит в ров.
ГЛАВА 24
Под землей
Фашисты, должно быть, не сразу поняли, что случилось, когда на них с тылу в упор, слепя, кроя огнем и грохотом, посыпались в ров гранаты и откуда-то сзади, где за минуту до этого никого не было, с гиканьем, визгом и свистом какие-то разъяренные дьяволята свалились на головы и на плечи парашютистам. Гитлеровцы не сразу начали отстреливаться. Гранаты оглушили их, неожиданность сбила с толку. Стесненные узким пространством рва, десантники пытались выкарабкаться из него, но цепкие мальчишки повисали на ногах, стаскивали немцев обратно, душили, прыгали с налету, кололи штыками, матросскими ножами бебутами. Фашисты пустили в ход тесаки. Свирепая резня закипела на дне рва. И дальше было уже трудно разобрать что-нибудь в общей кромешной свалке. Капка, падая, видел только, как несколько юнгов ничком свалились на дно траншеи. Их давили, топтали пудовые ботинки с толстыми подошвами, обитыми шипами. Потом Капка увидел около себя Сережу Палихи-на. Он обливался кровью. Вот Палихин свалился, но оперся сперва на одно колено, потом подтянулся, встал и опять бросился на немцев, ухватив обеими руками дуло автомата у одного из парашютистов. Капку притиснули к сырому глинистому откосу рва. Он был здесь самый маленький, рукопашная бушевала над ним. Капке видны были главным образом ноги сражающихся. Он видел мокрые клёши юнгов и кованые бутсы парашютистов, топтавшиеся в неистовой толчее, месившие глину, оступавшиеся. И он делал что мог: хватал, царапал, дергал, валил эти зеленые слоновьи ноги в огромных бутсах... Он пытался кинуться на помощь Палихину, но увидел, как высокий парашютист ударил с маху прикладом автомата юнгу по годове и тот упал навзничь. В ту же минуту сзади на фашиста кинулся Сташук:
- А, фашисюк, жаба, получай! Так, добро! Капка, держи его там снизу!