Дорогие мои мальчишки

- Ну, Бутырев, молодец, добро, - сказал мичман. - Из тебя бы, пожалуй, даже и моряк вышел!

- У него дела и на земле хватит, - тотчас же ответил мастер.

- Ну что же, тоже хорошее занятие.

- Ну, как здоровье-то, Капитон? Ты герой, говорят?

- Он немца за ноги под землю утянул, честное слово! - подтвердил Сташук.

- Точно, - промолвил мичман. - Хорошо нам помог. Живьем здоровенного фрица в преисподнюю завлек. Еле откопали. Вот, глядите, какой!

Здоровенный фашист, помятый и бледный, моргал потными веками: - Дас ист унмёглих! Я завеем засипалься унтер грунт...

- Чего, чего он сказал? - встрепенулись юнги.

- Эх, батеньки-матеньки, жаль, переводчика нет, - произнес мастер. Втолковать бы ему... Ну куда вы, немцы, лезете? Не ступить же вам через Волгу ни в жизнь,никогда. В уме вы, что ли? Куда залезли, сами соображаете?

Он оглянулся, замолчал и посторонился, сдернув картуз с головы. Сташук отступил, потом резко отвернулся, снял бескозырку и спрятал в ней лицо. Мимо пронесли на шинели убитого Палихина. Красноармейцы медленно опустили тело юнги на землю рядом с другими убитыми. Bee сняли шапки и стояли, понурив обнаженные головы.

- Вон лежат под шинелями сыночки, - проговорил мичман, - не дошли до открытого моря, полегли, дорогие, в бою. Превечная им слава!

Он яростно взглянул на фашиста.

- Эх, немец, еще икнется вам за это дело! Так икнется, что и дух из вас, проклятых, выскочит!..

Он шагнул к пленному, сгреб его за комбинезон на груди и так рванул к себе, что гитлеровец плюхнулся на колени.

- Гляди сюда, фашист: ваша земля. Сам я балтийский, а это Волга. Все одно. Лучше в этой земле мертвыми ляжем, а с нее не сойдем. Но скорей всего вас в ней закопаем. Ферштеен? Понятно?

ГЛАВА 25

Еще одно непонятное слово

Когда Капке перевязали лоб, а юнги, те, кто мог стоять, уже построились, чтобы идти к лодкам, вдруг зашуршали, раздвинулись ближние кусты и показался Тимсон. Мокрый, весь в тине, сам едва держась на ногах, он нес Валерку, обхватив его обеими руками. Голова Валерки беспомощно откинулась назад. На тоненькой шее запеклась кровь. Тимсон устал, тяжело отдувался и готов был вот-вот сам свалиться.

Валерка, обвиснув, сползал у него с рук. Капка шагнул к нему навстречу, подхватил худенькое тело.

- Прямо в него, - сказал Тимсон, виновато хлопая глазами.

Он осторожно передал Валерку подбежавшим и тяжело опустился на мокрую землю, утирая рукой лицо, перемазанное глиной.

- Как же вас туда понесло?

- Это все Валерка, - попытался оправдаться Тимсон. - Говорит: я историю пишу, должен все видеть. И за тобой хотел идти. Отвязал лодку с исад, и никаких. А немцы - трах в нас. И попали...

Валерка приоткрыл глаза, узнал Капку и силился улыбнуться.

- Капка, ты?.. Хорошо... а мне пулей... зеркало кокнуло, - с трудом проговорил он и снова закрыл глаза. - Ничего... сейчас... У меня сейчас это пройдет... Ты только маме не говори. А то мне такое будет!

Когда Валерке сделали в больнице на берегу перевязку, Капке разрешили к нему зайти. Верный Тимсон дежурил у дверей палаты.

- Как он? - шепотом спросил Капка.

Тимсон только рукой махнул. Полные губы его дрогнули. Он уткнулся стриженой головой в неуютную, ледяную стену больничного коридора. Капка с западающим куда-то сердцем на цыпочках вошел в палату. Валерка лежал у окна, весь до горла в бинтах, бледный, тоненький, прозрачный, как тающая льдинка, и такой до ужаса большеглазый... Капке стало нестерпимо жалко его.

- Капка... - подозвал его Валерка слабым, осекающимся голосом: он потерял много крови. - Ты подойди поближе... Тимсон, ты постой там, последи... Капка... Ой, жгет как, больно... Вот как у меня нескладно всегда выходит, Капа. Самое интересное было, а я уж не запишу...

- Да брось ты, Валерка, ты, наверно, не очень сильно раненный.

- Нет, Капа, - тихо и серьезно сказал Валерка, - я уж чувствую. Да и доктор, когда меня раздели, начали перевязывать, а он говорит: "Худо, ох как худо!" И еще какое-то слово по-латыни сказал: "Ха-би-тус..." А уж когда по-латыни так говорят, это я знаю: скрывают, значит... что крышка...

- Ну, это ты зря, еще неизвестно, - возразил горячо, но неуверенно Капка. - Ты брось это, Валерка.

- Нет, слушай... Капка, ты вот что... Ты возьми тетрадку, она у меня дома под матрацем осталась, где книжка "Квентин Дорвард" лежит, и там допиши все за меня. Ладно? Нет, ты слушай! - проговорил он, видя, что Капка опять собирается возразить ему. - Ты там напиши...ой!.. Ух и больно... напиши про меня тоже... Ну, ты как про это напишешь, а, Капка? Не знаешь? Эх, ты... Ты так напиши, что ему было очень страшно... а он не струсил нисколечко... Напишешь?

- Ну, это напишу, - сказал Капка, глотая что-то засевшее вдруг в горле и чувствуя, что еще немножко, и он разревется. - Зря ты все это, Валерка, ведь еще неизвестно же!

- Молчи... Карандаш у тебя есть? Ты запиши. Число поставь. И еще напиши так: "Когда пришли товарищи, он тихо сказал: Отвага и Берн..." Уй, больно как!.. Ой, жгет как! Ой, мама!