Дорогое удовольствие

Закрываю глаза, притворяясь спящей, хотя на самом деле сна нет ни в одном глазу. Матрас слегка пружинит, когда Пеплов ложится рядом, а затем кожу обдает теплом его тела. Поворачиваюсь на бок и легонько тяну носом его мускатный запах, к которому сейчас явственно примешиваются нотки табака. Выходит, Антон курил.

Несколько минут мы лежит в тишине, но по поверхностному дыханию парня я понимаю, что он тоже не спит. Просто лежит, не шевелясь, и, наверное, о чем-то думает. Скорее всего, о недавнем телефонном разговоре, который даже со стороны сложно назвать приятным.

– Антон? – робко подаю голос я. – У тебя все нормально?

– Да, – с грудным выдохом произносит он. – Спи, Камила.

Сейчас он закрыт и явно не намерен общаться, но вопросы, размножающиеся во мне со скоростью света, не оставляют ни единого шанса на мирный сон.

– Можно спросить? – вновь тихонько шепчу я.

– Спрашивай. Но только в том случае, если не боишься услышать ответ, – отзывается Антон после недолгого молчания.

Справедливое замечание. И очень своевременное. Ведь если подозрения окажутся правдой, то мой мир перевернется с ног на голову. Нет, само собой, чувства к Пеплову от этого не изменятся… Но вот жизнь станет гораздо тревожнее.

Еще тогда, в клубе, когда ко мне подошел Марат и начал намекать на якобы не совсем законную деятельность Антона, я насторожилась. Но должного внимания его словам все же не придала. Как-никак Пеплов не особо жаловал Исхакова, поэтому тот мог из мести распространять всякие небылицы.

Однако сейчас ситуация куда более однозначная. Я слышала разговор Антона собственными ушами и истолковать его как-то иначе, чем в криминальном ключе, просто невозможно. Неужели он правда дал указание избить какого-то человека? Но кого именно? За что? И кто будет делать эту черную работу? Выходит, у Пеплова есть подчиненные, о которых я не знаю…

Думать об этом страшно и неприятно, но пребывать в неведении в стократ хуже, поэтому после минутного раздумья я все-таки решаюсь озвучить свой вопрос:

– Ты… Ты когда-нибудь нарушал закон?

– Да.

– Я сейчас не про переход дороги в неположенном месте, – на всякий случай решаю пояснить я.

– Я понял, – в голосе Пеплова звучит усмешка.

– И… Ты не боишься последствий? – продолжаю осторожно прощупывать почву.

– Бояться бессмысленно. Я просто понимаю, что они могут наступить. И принимаю этот факт.

– Марат Исхаков сказал, что у тебя очень большие риски…

– Марат ничего не знает о моих рисках, – холодно отрезает Антон.

– То есть тебе ничего не угрожает? – я приподнимаюсь на локте и с надеждой заглядываю в его лицо.

В полумраке ночи оно кажется суровым и даже каким-то каменным.

– Ничего такого, о чем стоило бы переживать, – Пеплов поворачивается набок ко мне спиной, тем самым давая понять, что диалог окончен. – Все, Камила, я отрубаюсь.

Совсем скоро Антон действительно засыпает, а я ворочаюсь на подушках почти до рассвета, по сто раз прокручивая в мыслях минувший разговор. Ненадолго притихшая тревога вновь баламутит душу, и усмирить ее не получается никакими доводами рассудка.

* * *

Как и следовало ожидать, наутро я чувствую себя совершенно разбитой: голова чугунная, глаза еле раскрываются, зеваю так, будто хочу поглотить мир. А еще эта жуткая мигрень… Она у меня всегда идет в комплекте с недосыпом. Особенно, если он, как сейчас, накопленный. По сути, я со дня рождения Пеплова толком не спала.

Соскребаю себя с постели и плетусь в душ. Стояние под прохладной водой хоть и бодрит, но все равно несущественно. Дремота, может, и спала, а вот головная боль никуда не делась. Вероятно, даже наоборот, усилилась. Что-то не припомню, когда мне в последний раз было так хреново…

Обмотавшись полотенцем, возвращаюсь в спальню и с нежностью кошусь на Пеплова, который еще спит. Темные, почти черные волосы небрежно взъерошены, длинные смоляные ресницы изредка подрагивают, а ярко очерченные губы слегка приоткрыты. Он красив, словно спустившийся с небес бог, и я до сих пор не могу поверить, что мне посчастливилось спать в его постели.

Любуясь Антоном, останавливаюсь у края кровати и вдруг ловлю себя на том, что мне холодно. Должно быть, еще не просохла, как следует. Беззвучно вздыхаю и, стараясь унять пробирающую дрожь, принимаюсь натягивать одежду, висящую на кресле.

– Уже уходишь? – раздается хриплый голос Пеплова за спиной.

– Да, на занятия пора, – отвечаю с улыбкой, недовольно отмечая странную слабость в конечностях.

– Иди сюда, – он говорит тихо и совсем не требовательно, но я все равно ему подчиняюсь. Как, впрочем, и всегда.

Подползаю к Антону и тотчас оказываюсь заключенной в его сильных согревающих объятьях. Он утыкается носом мне в шею и крошечными поцелуями исследует ключицы. Бедром я чувствую его возбуждение, но сосредоточиться на ощущениях не могу – сильно мешает ломота в теле. Суставы ноют, в пояснице неприятно постреливает, а першение в горле, на которое я поначалу не обратила внимания, становится совсем нестерпимым.