Дорогой бессмертия

– Надо злее тормошить врага, не давать ему покоя ни днем ни ночью. В листовках рассказывайте населению о том, что Красная Армия не разбита, она мужественно борется и в конце концов разгромит ненавистногв врага.

Паша посмотрела на огрубевшее от ветра лицо Абалмасова. "Надо"… Она знает это не меньше других. У многих патриотов нет еще боевого опыта. Группа только-только под руководством Виктора Измайлова разворачивает свою деятельность. Недавно она пополнилась военнопленным Олегом Чаповским. Его выпустили из лагеря по поддельному документу на фамилию "Харченко".

И когда Абалмасов обратился к Савельевой с вопросом, кто сможет достать для партизанского отряда новую карту города с обозначением на ней дислоцирующихся в Луцке военных учреждений немцев, Паша с уверенностью пообещала:

– Достанем, это сделают наши люди.

Появившиеся в городе листовки призывали население к активной борьбе с оккупантами, разоблачали версию о разгроме Красной Армии.

Гестаповцы забеспокоились. Им пока не удавалось напасть на след "большевистских агентов". Генерал Шене на одном из секретных совещаний в Луцке потребовал найти "возмутителей порядка", принять к ним самые суровые меры.

– Господа! – взывал Шене к подчиненным. – Город должен быть очищен от красных! Наводите порядок! И чем быстрее – тем лучше!

На улицах Луцка появились грозные приказы, которые предупреждали население, что за содействие и сочувствие "советским агентам" – жестокая кара. Газеты украинских националистов также пестрели такими предупреждениями. В городе участились облавы, обыски. Людей стали угонять на работу в Германию.

Тревожный день пережила и Мария Ивановна Дунаева. Ее рослый пятнадцатилетний сын Игорь выглядел намного старше своих лет. Еще в мае как-то на улице его схватили, хотели отправить на работу в Германию. Игоря обвинили в том, что он скрывал свой действительный возраст. А сейчас, когда начались поголовные облавы, снова нависла угроза. Перед очередной облавой Мария Ивановна успела запереть сына в сарае.

– Обложись соломой, сиди спокойно. Когда нужно будет – открою.

Только она успела войти в комнату, как появились полицейские.

– Где мужчины?

– Муж повез господина Кульгофа, а сын на конюшне готовит корма.

– Повез Кульгофа? – переспросили полицейские.

– Да, муж работает у него конюхом.

Полицейские переглянулись, потоптались и ушли. А вечером Мария Ивановна умоляла мужа вывезти Игоря из Луцка, иначе его угонят в Германию. Паша участливо отнеслась к материнской тревоге и вместе с Дунаевой разработала план бегства.

На следующий день со двора гебитскомиссариата выехала подвода с отцом и сыном Дунаевыми. Они отправились за сеном. Проезжая мимо полицейских, Дунаев-отец откозырял им, как старый знакомый.

– Далече?

– За сеном.

– Ну, ну, погоняй…

За городом Дунаев глубоко вдохнул чистый степной воздух.

– Кажись, сынок, пронесло. – А потом с грустью: – Как теперь мамка без нас обойдется?

В пяти километрах от Луцка Дунаевых встретил связной партизанского отряда.

Обменявшись условленным паролем, все трое направились в лес.

Подвода в Луцк не вернулась. Обеспокоенная "проис- шествием", Мария Ивановна рано утром прибежала в гебитскомиссариат:

– Где вы дели моего мужа и сына? – надрывным голосом прокричала она дежурному.

На крик вышел Кульгоф. Он снял очки и впился глазами в Дунаеву. Узнав причину ее волнений, заверил:

– Мы их найдем. Я дам распоряжение начать поиски.

Прошел еще день, а Мария Ивановна не унималась:

– Верните мужа и сына, умоляю!..

Лишь на пятый день господин Кульгоф высказал предположение, что Дунаевы могли стать жертвой… партизан.

– О, будьте уверены, бандиты горько пожалеют об этом! – утешал немец Дунаеву.

Умело разыгранный эпизод с "пропажей" мужа и сына не давал повода немцам подозревать в чем-либо Марию Ивановну. Она стала принимать самое активное участие в деятельности подпольной коммунистической организации.

Дунаев же и его сын Игорь включились в нелегкую партизанскую жизнь.

4. МАТЬ

Из разведки мы возвращались в лагерь знакомыми тропами. Заморозки сковывали землю, но ничто уже не могло остановить поступи пробуждающейся весны. В этот предрассветный час последнего февральского утра 1943 года мне показалось, что птицы щебечут особенно щедро и стоявшие в безмолвии березы будто прислушиваются к пернатым. Когда мы прибыли в лагерь, звезды потускнели, Растаяли в дымке разливавшегося утра. От загоревшихся шалашах, или, как их назвали партизаны, в чумах, костров побежали синие струйки дыма. Повара подразделений уже пекли лепешки, варили «болтушку».

У костра хлопотала и моя мать – Марфа Ильинична. Ее я очень любил за нежное, отзывчивое сердце, за добрый характер. В нашей не маленькой семье мать была для всех не только чутким воспитателем, но и большим другом, С ней мы делились всеми своими горестями, не скрывали от нее даже мелочей и всегда получали совет. Так уж сложилось, что отец был занят заработками, ведь прокормить девять человек не так уж было просто, и он с нами занимался меньше. Мать же была все время с нами, под ее неусыпным взглядом мы вырастали, мужали, выходили в люди.