Вспыхнувшее вдохновение, которое теплилось в материнской душе, теперь, как пламя, осветило её лицо. Отец давно не замечал у нее такого блеска глаз. Он чувствовал, что именно сейчас не находит в себе хитрости, чтобы расстроить ее намерения. Еще раз посмотрел в близкие, излучавшие тепло глаза и, не скрывая тревогу и участие, спросил:
– Так ты все же решилась?
– Иначе нельзя!
В чуме собрались дети. Мать крепко их обняла, прижала маленькие головки к своей груди, ласкала огрубевшими руками. Чуть охрипшим голосом шептала:
– Не скучайте, милые, отца слушайтесь.
– А вы надолго, мамочка?
– Да нет, милые, скоро, скоро вернусь.
Помимо воли слеза скатилась по морщинистой щеке.
Все ели молча, но с аппетитом. Очень вкусные были лепешки! Солнце поднялось из-за розовато-серой дымки и своими лучами залило оживший лес. Птицы звонким щебетом предвещали хороший день.
Отец отправился в хозчасть, а мать готовилась в дорогу.
– Разрешите войти?-раздался приятный мужской голос.
– Пожалуйста! А, Николай Иванович! – мать поставила перед гостем самодельный табурет. – Присаживайтесь! Вы, наверное, к Николаю? Да? Он сейчас вернется, пошел за водичкой. А ваши как дела?
– По-прежнему, Марфа Ильинична. Только вот ночи короткими стали.
– Зато день длиннее.
– И это правда, – улыбнулся Кузнецов.
Я вошел в чум. Мать предложила Кузнецову свежих лепешек и вышла.
– Коля, я слышал, что твоя старушка идет в Луцк,- начал Кузнецов.- Ты бы ей рассказал, как следует себя вести среди немцев. А?
Николай Иванович дал несколько советов. Говорил он не громко, но отчеканивал каждое слово. И почему-то именно в эту минуту я подумал о нашей первой встрече в начале октября 1942 года. Усевшись в лесу на спиленное дерево, Кузнецов приятным бархатным голосом увлекательно рассказывал о затерявшейся на Урале родной русской деревушке Зырянке, где в такую пору детвора спускается с гор на саночках.
Нелегко жилось крестьянской семье Кузнецовых до революции. Четверо детей – Лидия, Агафья, Николай, Виктор, а работник один – отец Иван Павлович. Потом Николай учился в начальной школе, а в годы коллективизации стал комсомольцем. Как сложилась судьба дальше? Техникум, работа в Кудымкаре по лесному хозяйству. Николая потянуло к технике, в центр большой индустрии – город Свердловск.
– Чем заниматься будешь? – спросили у него родители.
– Работа найдется!
И вот он влился в большой коллектив «Уралмаша». Вскоре поступает в заочный индустриальный институт. Свой дипломный проект защищает на немецком языке.
– Отлично знает иностранный язык! – не скупились на похвалу преподаватели.
Война… Кузнецов – в тылу врага. Вместе с партизанами Дмитрия Николаевича Медведева он начал борьбу с ненавистными фашистами.
Хотя Николай Иванович и придерживался правила, что нельзя обрывать рассказ, как и песню на высокой ноте, но он все же остановился. На разрумяненном лице появилось виноватое выражение, словно он извинялся за отнятое время. Слушая его, я думал: «Какой спокойный человек, сколько в нем воли!»
– Коля, – нарушил тишину Кузнецов, – ты хочешь пойти в подполье?
Внезапное предложение Кузнецова не пришлось мне по вкусу. С тех пор, как я связал свою судьбу с партизанами, я всегда рвался в открытый бой, а подпольная работа представлялась мне скучной, лишенной настоящей романтики.
– Не задумывался над этим, – с легким вздохом ответил я.
– А ты подумай, есть над чем! – дружески советовал Николай Иванович. Он поднялся, зачесал наверх светлые волосы. – Пойдем!
То ли под влиянием обаяния этого человека, то ли от желания быть вместе с ним, я сказал:
– Если нужно, пойду и в подполье!
– Вот и хорошо,- одобрил Кузнецов, морща свой высокий лоб, перехваченный резкой складкой. – Значит, на очередное задание в Ровно пойдем вместе. Согласен?
– Безусловно.
– Но вот что, Николай, – деловым тоном предупредил Кузнецов, – сегодня же пойдешь к заместителю командира отряда подполковнику Лукину. Побеседуешь с ним.
День клонился к вечеру. От Лукина я вышел довольный. Мне разрешили пойти с Кузнецовым в Ровно. Вместе с нами были партизаны-разведчики Шевчук, Гнидюк и Приходько. Особенно усердствовал в сборах Николай Приходько, саженного роста парень, обладавший большой физической силой. Он придирчиво отбирал в хозчасти отряда обмундирование и оружие.
Ранним утром 28 октября 1942 года, когда круглый солнечный диск еще своим краем цеплялся за горизонт, партизаны-разведчики, соблюдая строгую конспирацию, отправились в Ровно. Недалеко от передовых постов отряда нас нагнала щегольская бричка, запряженная парой резвых лошадей.
– Прошу, господа, карета подана! – игриво пригласил нас Приходько.
«Господа» – Шевчук, Гнидюк и я, одетые в форму полицейских, а Николай Иванович Кузнецов в отличном мундире обер-лейтенанта немецкой армии – сели в «карету».
Мы проезжали села, хутора и всюду встречали холод сердец, суровые взгляды, губы матерей, шептавшие нам, «немцам», проклятье.