Дорогой бессмертия

Крупные слезы скатились по щекам, оставляя на них влажный след. Обезумевший от горя, Петр Аврамович разводил руками, он не знал, как облегчить страдания дочери. Потом быстро сбросил с себя латанный пиджак, сильным рывком оторвал кусок полотняной рубахи, неловко перевязал кровоточащую рану дочери, собрал последние силы, осторожно поднял ее и понес к своему брату Федору, проживавшему по соседству. Бледное, безжизненное лицо Антоси запрокинулось вверх. На ее красивых тонких губах проступила синева. Длинные черные ресницы оставались неподвижными, а золотистые волосы развевались по ветру…

Петр Аврамович чувствовал руку Антоси на плече, и ему все время казалось, будто она все крепче и крепче прижимается к нему. В нескольких шагах от дома брата лицо Антоси застыло, а ее рука безжизненно повисла в воздухе…

Загоруйко присел у забора с бездыханным телом дочери и, не выпуская его из рук, заплакал, как дитя, судорожно вздрагивая плечами.

– Как же я теперь без тебя… Антося… моя! Зачем тебя катюги лишили жизни? Доченька, ты слышишь?..

Подавленным и сразу постаревшим возвратился Загоруйко в дом. Горе неотступно следовало за ним. Оказалось, что осколками гранаты были ранены жена и сын Сергей. Им он ничего не сказал о смерти дочери…

Вот что произошло в то утро, когда моя мать возвращалась в отряд.

Собранные матерью и доставленные в отряд Ядзей сведения имели большое значение для партизанского отряда Медведева. Нам предстояло перебазироваться ближе к Ровно и Луцку. Эти города, по замыслу командования. должны были стать основными опорными пунктами отряда.

Вскоре после трагической гибели матери мы направились в Цуманские леса. Медведев отобрал более сотни человек для разведки, и, как только сгустились сумерки, отряд снялся с насиженных мест вблизи сел Рудня-Вобровская, Князь-село, Сивки, Левачи… С первой сотней партизан ушел в разведку и я. С тех пор, как мы лишились матери, на моем лице не появлялась улыбка. «Месть, только месть!» – стучало в моем сердце. Во мне росло чувство ненависти к врагу, и я уверился – до последней капли крови буду стоять в битве за поруганную землю.

Перед тем, как отправиться в путь, я подошел к отцу, стоявшему с поникшей головой. Мы крепко обнялись, трижды расцеловались. Внезапно у самого уха раздалось:

– И я с тобой, Коля.

Отец с укоризной посмотрел на Жоржа, но тот с настойчивостью продолжал:

– Вдвоем и легче и веселей. Я получил разрешение командования отряда идти вместе с вами.

Мы с братом переглянулись. Каждый был доволен таким исходом.

Сквозь молодую листву тополей загорались огоньки серебряных звезд. Они мигали, как будто чья-то невидимая рука их раскачивала, делала подвижными. Отряд шел всю ночь. Под утро пересекли реку Случь, а на второй день подошли к селу Карачун, вблизи железной дороги Костополь-Сарны. В дубраве остановились на привал. Валентину Семенову и мне поручили обследовать местность, нет ли поблизости немцев.

Вскочив в седла, мы помчались через кустарник к насыпи и там спешились. Поводья привязали к деревьям, стали внимательно просматривать местность. Никого не обнаружив, взобрались на насыпь, а затем не спеша спустились к тропинке. И вдруг – гортанный немецкий говор. Фашисты заметили нас, стали брать в кольцо. Видно, намеревались захватить живыми. Но поздно. Мы молнией метнулись к лошадям и ускакали в лес. Через несколько минут были в расположении своих.

– Плохо, что вы себя обнаружили,- нарекал Медведев.- Теперь жди карателей…

Заложив за спину руки, он сделал несколько шагов вперед и назад, остановился, развернул карту.

– Да,-протянул многозначительно,- необходимо разыскать переезд, иначе понесем потери.

– Переезд мы найдем, Дмитрий Николаевич,- стараясь загладить свой промах, выпалил я.- Обязательно найдем!

– Надеюсь, – смягчил свой гнев Медведев. – Но знайте: кроткая овца всегда волку по зубам. Мы такими не должны быть.

Светлой ночью я с Семеновым снова ушел на задание. Действовали осмотрительно. В том месте, где от вырубленных деревьев остались лишь пни да одинокие кустарники, был обнаружен переезд. По нему с надежным тыловым охранением и переправилась вся колонна. Теперь открылся путь в Цуманские леса.

Отряд добрался до польского села Балярка. В непроглядной темени плясали языки пламени. В разных уголках села яркими факелами пылали соломенные крыши, подожженные гитлеровцами. Вину они свалили на украинцев. Оккупанты из кожи лезли вон, дабы разжечь национальную рознь между украинцами и поляками. Для этого они распускали провокационный слух, будто на Волыни поляки убивают украинцев. В действительности это учиняли расправу над неугодными гестаповцы, а затем бросали их трупы на дороги и безудержно вопили о «злодеяниях» поляков. Таким образом разжигая национальную вражду, фашисты облегчали условия борьбы с партизанами.