Дорогой бессмертия

С того дня Мария Григорьевна присоединялась к беседам. Она тоже готова была что-нибудь сделать, но не так все это просто, ведь на руках у нее трое детей!

– А если мы вас попросим, Мария Григорьевна, вместе с нами помочь военнопленным?

Галушко не торопилась с ответом. Тут спешка ни к чему. Дело серьезное и опасное. Но она прочла во взгляде Паши доверие и подумала: «Конечно, надо. Молодые они, горячие, а у меня все же за плечами жизнь…»

– В чем нужна моя помощь?

– Например, вы достанете несколько бинтов, какую-нибудь одежду для военнопленных. Или, скажем, сухарей соберете для них.

– Добре, попытаюсь… Кстати, ваши товарищи в моей хате всегда могут найти приют.

Вечером, когда Паша, Шура и Мария Григорьевна обдумывали, как лучше доставить в лагерь собранные медикаменты, в дверь постучали.

– Кто?

– Свой!

Вошел среднего роста мужчина. Он осведомился, не помешал ли своим приходом, и, не дожидаясь, пока его представят, отрекомендовался:

– Ткаченко.

Был он худощав, с выразительным запоминающимся лицом и пышной каштановой, серебрившейся проседью шевелюрой. Внешне он напоминал художника или композитора.

Паша и Алексей Дмитриевич встретились глазами.

– Вы?

– Как видите!

– Я очень рада!

– И я.

– Не ожидал вас здесь встретить! Вы все время в Луцке?

– Да, если не считать нескольких дней, когда я пыталась пробиться на восток.

– Живете на старом месте?

– Нет, пришлось поселиться в другой квартире, вернее комнате.

– Где работаете?

– Собираюсь…

Галушко и Белоконенко догадались – встретились довоенные друзья.

Мария Григорьевна пошутила:

– Вот и устроила тебе неожиданное свидание.

Все улыбнулись. Разговор сначала не клеился, и Ткаченко чувствовал себя неловко. Поглаживая волосы, смущенно сказал, что давно собирался навестить Марию Григорьевну, да время не позволяло. А сегодня довелось побывать в этой части города, вот и зашел непрошенным.

– И хорошо сделали, Алексей Дмитриевич, – перебила Галушко.- Старый друг лучше новых двух! Работаете, Алексей Дмитриевич, по специальности?

– В знакомой отрасли, однако не по специальности. Да я и не сетую, лишь бы при деле находился. Это все же приносит относительное равновесие в жизни.

Алексей Дмитриевич положил свои большие руки на стол, как будто не зная, куда их девать.

– Такого равновесия, в котором мы живем сейчас, хуже не придумаешь! – осторожно намекнула Паша.

Алексей Дмитриевич уловил ее настроение. Маска равнодушия исчезла с его лица. Он подсел поближе к девушкам.

В тот вечер подружки узнали о том, что Алексей Дмитриевич работает в типографии.

«Это очень хорошо», – подумала Паша. А когда Ткаченко рассказал, как бы невзначай, что в этой типографии печатается «всякая дребедень – «аусвайсы», «мельдкарты», – Паша сузила глаза, стараясь скрыть волнение.

– А для чего все эти бумажки?-наивно спросила Белоконенко.

– На всякие нужды, – неопределенно ответил Ткаченко и, заметив неудовлетворенность собеседниц, добавил:

– Известно для чего, их отправляют в Ровно, а оттуда во все города, крупные населенные пункты Украины.

– Ну?

– Ну и ну! Выдают, кому полагается.

– За бланками присматривают? – тихо спросила Паша.

– Известно, смотрят в оба. – И тут же дал повод для размышлений: – Все равно за всем не уследят!

Через полчаса Ткаченко ушел, а Паша, Шура и Мария Григорьевна долго еще сидели в затемненной комнате.

– Вы давно знаете Ткаченко, Мария Григорьевна?

– Давно. Он инженер. Хороший, душевный человек. А вы, Паша, до войны с ним знались?

– Познакомились, когда я работала в банке. Да, заметили, как откровенно намекал он о бланках: «За всем не уследят!» Может, помог бы? Удостоверения пригоди-лись бы для военнопленных.

Деловой разговор с Ткаченко состоялся во время третьей встречи. В тот день Паша, как условились, подождала его возле типографии. Оттуда они направились в сквер. Алексей Дмитриевич был одет в темный костюм и светлый плащ. Паша накинула на плечи зеленую шерстяную кофточку, ее короткие волосы подхватывала газовая косынка.

– Так вот, Алексей Дмитриевич, – начала спокойным тоном Савельева. – Вы, вероятно, догадывались – мы интересуемся вами неспроста. Видно, и вы не очень перечите этому, иначе для чего дружбу заводили? Мы хотим прибегнуть к вашей помощи.

Алексей Дмитриевич чуть двинул плечами. Лицо его было спокойным. Взгляд из-под нахмуренных бровей скользнул по девушке, он сказал, немного запинаясь:

– Что за «совет» такой объявился? Известно, девичий он?

– Нет, не девичий, Алексей Дмитриевич. И вы можете войти в него, коль сами того пожелаете.

Беседа затянулась. Паша не скрыла истинного намерения. Правда, у них нет еще опыта, но все, кто с ними объединился, стараются поступать как можно лучше, разумнее, осмотрительно. Военнопленных, пусть даже несколько человек, но отпустят при наличии документов, подтверждающих, что они уроженцы здешних мест и что, мол, есть дома жена, дети.

– А раз вы работаете в типографии, – почти шепотом заключила Паша, – то, возможно, все решится проще? А?

– Что же я должен сделать? – без восторга осведомился Ткаченко.