Дорогой бессмертия

Девушка прислушалась к его голосу: говорит он ровным, как-будто приглаженным тенором. И своей обходительностью и приятной внешностью Герберт вызвал симпатию Паши.

– Я давно хотел с вами познакомиться. Сегодня сбылось мое желание. Но, я вижу, это вас мало радует!

Паша не ответила по существу, а прямо в упор, с укором сказала:

– Вы немец? А где же научились так хорошо говорить по-русски?

– Я переводчик. Пойдемте на свежий воздух.

Паша и Герберт медленно шли по слабо освещенной улице Словацкого. Она рассеянно слушала офицера, говорившего о Германии, которая быстро возвеличилась и стала могущественной державой в Европе. Пройдет немного времени, уверял он, и великая Германия будет самой сильной в мире. Да, да, так говорит фюрер.

Паша не вступала в беседу. Что ему ответить? Нужна осторожность, задень честь мундира фашиста и – не оберешься беды.

Офицер замолчал. Молчала и Паша. О чем говорить? Что приятного скажет ей чужой человек? В сгустившихся сумерках его лицо казалось продолговатым, задумчивым. Глаза Паши блеснули нехорошим огоньком, когда на мгновение задержались на кобуре. «Выхватить бы пистолет и стрелять, стрелять в мундир с фашистской свастикой, пока в обойме не останется патронов».

– Вы нас боитесь и ненавидите! Я прав, фрейлейн?

– Вы очень хотите знать правду?

– Конечно!

– Думаю, бояться вас не следует, а рады вам единицы.

– Но так думаете только вы!

– Нет, так думают многие.

Герберт начал насвистывать любимую мелодию.

– Вы сказали, вас зовут Паша?

– Да.

– А у меня есть сестра Мария, тоже очень хорошая девушка.

«Для чего он об этом говорит?» – силилась понять Паша. – «Тоже хорошая девушка»… Косвенный намек?

Первое знакомство было скоротечным и, главное, непонятным. Чего добивался офицер своими россказнями о «великой Германии»? Хотел проверить ее отношение к немцам? Но он же не встретил никакого одобрения. И все же на прощание офицер сказал:

– Очень буду рад увидеть вас завтра.

Знакомство с Гербертом продолжалось. По отдельным фразам, сказанным Гербертом, Паша поняла, что переводчик гестапо не сторонник нечеловеческой морали фашистов и чуть ли не противник их гнусных методов. Все сказанное ею о войне, грабежах, невыносимых людских страданиях проникало в его сознание, как обвинение, как приговор. Ее правота словно парализовала язык Герберта, и он только слушал.

На Восток Герберта послали в первую очередь потому, что он в совершенстве владел русским языком, к тому же он проявил себя вполне надежным патриотом райха. Ему сулили большой успех после завоевания «жизненного пространства», где он сможет в полную меру себя проявить, сделать блестящую карьеру. Ранее Герберт преподавал русский язык в школе шпионов. За безупречную работу в ней удостоился повышения в чине. Потом его отправили в захваченные районы Советского Союза. Здесь он столк-нулся с явлениями, которые его потрясли. Переводчик воочию убедился, как проводятся дознания в гестапо. Тогда он и начал искать встречи с теми, кто мог бы облегчить его переживания. Дважды ему повстречалась хорошенькая русская блондинка, и Герберт задался целью познакомиться с нею. Несколько встреч расположили его к Паше, он отнесся к ней с необъяснимым доверием и даже однажды сказал:

– Давайте послушаем радио.

– Где?

– У меня дома.

Паша насторожилась. Неужели немец предлагает от чистого сердца?

– Для вас разве не опасно, если чужой человек послушает радио в вашей комнате?

– А разве вы не опасаетесь знакомства с сотрудником гестапо? Наверняка вам этого не простят! – отпарировал Герберт.

Паша обратилась за советом к близкой подруге.

– Как быть? – спросила она у Белоконенко. – Мне действительно не простят, если узнают, что была у немца на квартире?

– Пашенька, твоего переводчика я знаю, – успокоила Шура. – Он бывает иногда в лагере военнопленных и, представь, не прошел равнодушно мимо меня. Я с ним тоже знакома. Впечатление такое, будто он и в самом деле не такой, как другие. Сердцем чую – вести должен себя пристойно.

– Хорошо, рискну.

Подруги еще долго беседовали. Паша рассказала о том, что последние несколько дней к ней стал приставать хозяин столовой.

– Пришлось надерзить старому дураку,- рассмеялась Паша. – Но это не беда. С завтрашнего дня начинаю работать на кирпичном заводе.

– Кем?

– Статистиком.

– Я рада за тебя, поздравляю!

– Далековато приходится идти на завод, но, как говорят, ничего не попишешь. Выбора нет, надо терпеть, – делилась Паша. – А ты на прежнем месте?

– Да, пока там.

– Почему пока?

– Нам передали, что в канцелярии лагерей военнопленных будут работать только немцы или фольксдойчи.

– Тебя не тронут, – уверенно, но без всякого основания произнесла Савельева.

Паша шла с Гербертом. Состояние такое, будто еле-еле отрывает ноги от земли. Вернуться? Теперь поздно. Зашли в небольшую комнату, кое-как обставленную. Герберт настроил приемник. Из репродуктора полилась музыка. А потом… раздался голос Москвы! От неожиданности глаза девушки повлажнели. Как далеко сейчас родная столица от нее!