Дорогой длинною

Роза в упор посмотрела на него, чуть заметно сощурила глаза, и Илья понял, что деваться некуда. И, проклиная всё на свете, заорал в тон Розе:

– Понятное дело, кила! Ты её положи, брат, вели, чтоб легла! А, не хочешь?

Так я сам положу! Ну, видишь, куда копыто идёт? Ибрагим, уйди… Её через полгода так раздует, что пузо по земле волочиться станет… Ибрагим, уйди, говорят тебе! Роза, ну-ка подержи ей голову… Ну вот, и здесь шишка! Прямо на глаза шишка лезет… Какая тебе "бородавка"?! У матери твоей бородавка не при бабе говорить где! Ибрагим, не лезь, да сколько ж раз тебе говорить!..

– Ион, не вяжись с ними! - победно поглядывая на Илью, завершила Роза. – Пошли к цыганам, я тебе хорошую лошадь выберу!

Она резко толкнула загораживающего ей дорогу молодого татарина в грудь, подняла пустую корзину для рыбы и, размахивая ею, пошла к лошадиным рядам. Изрядно перепуганный Ион торопливо зашагал за Розой. Илья сумрачно провожал их глазами. Затем медленно, уже безнадёжно повернулся к татарскому косяку.

Так он и знал: пока он путался не в своё дело, помогая этой проклятой бабе, Остап и Малай уже ударили по рукам. Косоглазый чёрт сидел в пыли и вдохновенно считал полученные деньги, вокруг сгрудились остальные татары, а Остап, довольно покрикивая: "Чу!.. Чу!.. Не грызысь, проклятая, геть!" крутился среди киргизок. Илья шумно вздохнул, чувствуя, как от разочарования и ярости зеленеет в глазах. Повернулся и быстро пошёл прочь.

Розу он нашёл в последнем ряду. Она как раз заканчивала торговаться с худым, как жердь, сэрвом Федьком за крепкую и весёлую мухортую кобылку. Довольный Ион тёрся в двух шагах, мял в руках шапку с деньгами, опасливо поглядывал на вертящихся вокруг оборванных мальчишек. Илья не окликнул Розу, но она, словно почувствовав его приближение, повернула голову, взглянула сощуренными глазами, тихо рассмеялась, похлопывая мухортую по шее. И этот смех стал последней каплей.

– Роза! Сука!- сорвался Илья.- Оглобля бесталанная! Дура, мать твою так, эдак и за ногу, ты чего ж мне наворотила?! Правды ей захотелось! У меня через тебя…

– Ты что, брильянтовый, ошалел? - спокойно поинтересовалась Роза, чмокая мухортую в морду. - Прихлопнись, я из-за тебя Федькиной цены не слышу.

– Я тебе сейчас такую цену покажу!.. Чёртова баба! Какого лешего, я спрашиваю, ты опять в лошадиный ряд полезла? Зачем в меня вцепилась, у меня свои дела были?! Что тебе до Иона, сам бы он, что ли, не разобрался?!

– Чего-о-о-о?! - На негодующий вопль Розы повернул головы весь ряд. А когда она швырнула на землю пустую корзину и воинственно подбоченилась, люди начали подходить ближе. - Да ты что, ослеп, морэ? Не видел, какую они Иону вшивоту сбывали?

– Видел! И что с того? Нам какое дело?!

– Какое дело? Какое дело?! Да совесть твоя где?! У Иона одиннадцать мальков по лавкам! Жена с грыжей! Маричку третий год замуж выдать не с чем!

Он и так теперь всему посёлку должен! И тебе, между прочим! Или ты забыл, как прошлогодь, пьяный, в море тонул и Ион с сыном тебя вытаскивали?

Забыл, что его Янка у Дашки роды принимала? Забыл, что их бабка Парушоя вашу Цинку от глотошной лечила?

В глубине души Илья понимал, что Роза права. Но при одном воспоминании о том, что чёртов сын Остап сейчас уведёт на Ближние Мельницы двадцать пять "киргизок", на которых у Ильи уже имелись покупатели, и что над ним, Смоляко, который упустил плывущий в руки барыш из-за бабьих выкрутасов, сейчас, верно, потешаются все цыгане в конных рядах, жар с новой силой ударил в голову.

– Плевать я хотел!!! У меня кони, понимаешь ты, кони из рук ушли!

Через тебя всё, паскуда, каждой бочке затычка, хоть бы раз не влезла, куда не просят, так нет!!! Связался с тобой, заразой, на свою голову, скоро с вязовой палочкой пойду из-за твоей дури! Вот клянусь, ежели ещё хоть раз я тебя на Конном увижу…

– Ой! Ай! Дэвлалэ, хась мангэ^[163]! - заверещала, схватившись за голову, Роза. – Мамочки мои, Христос бог наш всемилостивый! Застращал ежа голым задом, смотрите, люди добрые! Прямо вот сейчас умру на месте, сама собой в землю закопаюсь и крест каменный сверху поставлю, - вот как напугалась! Да ты уж извини меня, морэ, что я тебя спросить позабыла, куда моим ноженькам ходить! Тьфу! Тьфу! Тьфу на тебя!

Они стояли посреди пыльной дороги и орали друг на друга на весь базар, а вокруг собралась такая плотная толпа, что яблоку было некуда упасть. Роза опомнилась первая, бешено осмотрелась, цыкнула на стоящих ближе так, что те шарахнулись, плюнула в пыль, выразительно растёрла плевок босой ногой и, не поднимая брошенной корзины, зашагала к выходу с рынка. Оставаться центром внимания в одиночестве Илье не захотелось, и он, крикнув вслед оранжевой кофте ещё несколько проклятий, торопливо повернул от лошадиных рядов прочь.