Дорогой длинною

– Сидят, что ли? - послышался унылый голос. Обернувшись, он увидел, что Роза уже спустила ноги с постели и почёсывает обеими руками спутанные волосы.

– Вот нехристи, на что они мне сдались? А я-то в табор вечером собиралась…

– Табор пришёл? - заинтересовался Илья. - Чей? Наших?

– Не, кишинёвцы[165], кажется. Второй день стоят возле лимана, за Одессой.

Вчера на Привозе ихних баб видала, гадать приходили.

– Так пойдём. Лошадей посмотрю. Наверняка они не продавали ещё.

Зевнув, Роза спустила ноги с постели.

Котлярский наряд всё ещё был на ней; она лишь расправила измятые складки юбки и нырнула в свой сундук за шалью и фартуком. Заодно вытащила чёрную мужскую рубаху с глухим воротом, явно кавказского происхождения.

– Надевай!

Поколебавшись, Илья согласился: его единственная чистая рубаха была изорвана во время битвы с погромщиками, и больше форсить перед таборными было не в чем. Когда он заканчивал наводить тряпкой глянец на сапоги, Роза, уже в фартуке, в шали, завязанной узлом под мышкой, вскочила на подоконник.

– Я - в окошко, морэ. Нужны мне эти жиды! И так сколько времени на них потеряли… А ты выводи лошадей, и трогайте в степь помаленьку с Митькой.

Я догоню.

Когда спустя несколько минут Илья вышел из трактира, евреи кинулись к нему со всего двора.

– Ясный пан, примите благодарность…

– Бог наградит, бог вас не забудет…

– Позвольте руку, шановный пан…

– Да пошли вы все к лешему! - завопил "шановный пан", вырывая руки у двух молодых евреек, силящихся поцеловать их.- Убирайтесь, дела у меня, опаздываю!

– А где же супруга пана? - дребезжащим голосом спросил старый полуслепой раввин.

Кричать на деда Илья не посмел и, сбавив тон, объяснил, что супруга смылась через окно и ускакала часом раньше, куда - он сам не знает. И коль уж она им так была нужна, надо было лучше смотреть.

С трудом протолкавшись сквозь суетливую, горластую толпу, Илья с облегчением увидел стоящего на дороге Митьку с двумя лошадьми в поводу.

Вдвоём они выехали в уже темнеющую степь, а через полверсты услышали призывное: "Стой, сермяжники!" - и к ним подбежала улыбающаяся Роза.

– Геть из седла! - скомандовала она Митьке, и тот послушно спрыгнул на землю. Роза, ловко подобрав юбку, вскочила на спину Кочерыжки, и они с Ильёй поехали рядом по пустой, ставшей розовой от закатного света дороге.

Табор стоял в степи, на берегу мелкого лимана, поросшего у берега камышом, в котором важно бродили кулики и белые цапли. Сейчас пологий берег лимана был весь усеян серыми заплатами: табор был большой, шатров Илья насчитал больше двадцати. К небу поднимались дымки, в воде лимана ходили кони, и ветер доносил до Ильи их фырканье. Когда подъехали ближе, Илья сощурил глаза, всмотрелся в шатры.

– Ну, и какие это тебе кишинёвцы? Это влахи[166]…

– А, один чёрт, - беспечно сказала Роза. - Всё едино же не наши… Ну, едем?

– Что - позорить меня будешь? - помолчав, спросил Илья.

Роза изумлённо обернулась на него. Задумалась на миг - и прыснула, как девчонка, закрывшись рукавом.

– Ладно, не буду! - и спрыгнула с седла. Передала поводья Митьке, вытащила из-за пазухи платок, старательно повязала голову - и чинно зашагала позади лошади Ильи. И всю дорогу до табора, не оборачиваясь, Илья чувствовал, что идущая сзади Роза смотрит ему в спину и улыбается.

Влахи встретили незнакомых цыган радостно: навстречу выбежал весь таор, от совершенно голых, чёрных от загара детей до глубоких стариков. Тут же был постелен ковёр возле одного из шатров, хозяйка торопливо начала ставить на него посуду для гостей. Роза тут же пристроилась помогать, и вскоре о том, где она находится, Илья мог узнавать лишь по заливистому смеху и быстрой "хохляцкой" скороговорке. Илья заговорил с мужчинами, без особой охоты отвечал на обычные вопросы: кто он, откуда, какого рода, чем занимается здесь.

Один из влахов, услышав название рода Ильи, наморщил загорелый лоб.

– Корчаскиро? Из русских? Слушай, морэ, а с нами один из твоего рода, кажется, кочует.

– Каким ветром занесло? - удивился Илья. - Женился на вашей, что ли?

– Нет, со своей семьёй приехал. Да пойдём сходим к нему! - влах поднялся, жестом приглашая и гостя сделать то же самое.

Илье пришлось встать, проклиная про себя всё на свете. Не хватало только встретить здесь кого-нибудь из своих и объясняться по поводу очередной жены и всего прочего… Но деваться было некуда, и он зашагал по затягивающейся росой траве вслед за споро идущим влахом. Они шли через табор, мимо палаток, телег, костров, и отовсюду слышался лёгкий перезвон походных наковален: влахи были хорошими кузнецами. Босоногие жёны помогали мужьям, те, что посильнее, раздували меха. Грязные глазастые дети провожали Илью взглядами, девушки улыбались, опуская ресницы. Уже сильно стемнело, и по лицам цыган прыгали отсветы костров.

– Вот она, твоя родня, морэ, - весело сказал влах, подходя к крайней палатке. - Эй, Михай!