Дорогой длинною

Порой такого бабам наговорит, что те ревмя ревут да прямо в руки ей добро пихают, и откуда берёт только! Её бы замуж за парня хорошего, - через неделю бы уже вся в золоте ходила, а вот…

– Мать господня… - пробормотал Илья, проводя ладонью по лицу. Что сказать Ташке, он не знал и даже представить себе не мог, что Хохадо, даже с его неистребимой страстью к картам, докатится до такого. Что ж, все цыгане играют, и в таборе, и в городе, Митро на ипподроме сотни оставлял, он сам, Илья, бывало дело, спускал в карты весь ярмарочный барыш… но чтоб у жены даже серёжек не было?! Чтобы телегу на себе таскать?! Слов он так и не нашёл да и не мастер был утешать и поэтому со вздохом вытащил из-за пазухи завёрнутые в тряпку деньги - весь барыш с тираспольского базара.

– Возьми, сестра. На детей тебе. Возьми, не бойся, не последнее отдаю.

Да прячь быстрей, пока Мишка не вернулся! Эх, жаль, ты сама лошади укупить не сумеешь… Ташка взяла деньги без благодарности, быстро, покосившись в сторону, спрятала их за вырез кофты. Девичий голос у костра умолк, вместо него запела скрипка. Прислушиваясь к ней, Ташка спросила:

– Ты-то как живёшь, морэ? Ни слова ещё не рассказал… Что с твоей семьёй? Нам разное говорили… Неужто правда?

Илья смущённо потёр кулаком лоб. Ну, что было сказать? Выворачивать свою непутёвую жизнь даже перед роднёй не хотелось, а для вранья вроде стар уже… Его спас возникший возле углей Хохадо. Мишка тащил за руку девушку, которую немедленно втолкнул в дрожащий круг света.

– Вот! Гляди! Дочь старшая, Улька! Невеста! Ванька, да подбрось в огоньто, подбрось, пусть Смоляко посмотрит!

Стройная девочка молча, в упор, без улыбки взглянула на Илью. Когда один из мальчишек кинул на угли охапку сухих полынных стеблей и те весело вспыхнули, Илья увидел, как чудовищно оборвана Улька. Да, цыганские дети ходили в обносках всегда и везде, удивляться тут было нечему. Чем больше девчонка похожа на нищую, тем скорей ей подадут в деревне или на базаре, это было всем понятно и привычно. Да и чего ради покупать детям одежду, если на них всё горит, и старое, и новое?! Такое даже Настьке в своё время в голову не приходило, и их мальчишки скакали по табору сначала в чём мать родила, а потом - в такой же дранине, как и все, хотя деньги у Ильи, грех жаловаться, водились всегда. Но, глядя сейчас на дочь Хохадо, Илья увидел, что на Ульке вместо кофты надет мешок с прорезями для рук и головы. На мешок, впрочем, были спереди аккуратно нашиты какие-то цветные лоскутки.

Голые руки Ульки были прикрыты какой-то странной шалью - как показалось Илье, связанной из лохматых веревок. "Дэвлалэ…" - в который раз подумал Илья, стараясь не показать на лице смятения. - "Докатился Мишка… Девкуневесту в мешок вырядил…" Как ни старался Илья, видимо, в глазах его всё же что-то мелькнуло, потому что Улька, встретившись с ним взглядом, чуть усмехнулась углом рта и вздёрнула подбородок. Золотистый свет упал на неё, и Илья вдруг увидел, что Улька - красавица. То, что он принимал за шаль на её плечах, в свете огня оказалось волосами -вьющимися, страшно грязными, сплошь закрывающими плечи, спину и руки. Лицо Ульки было смуглым, овальным, как у матери, и крошечная родинка была на том же месте, но в нём не было Ташкиной мягкости и нежности черт. Высокий чистый лоб, длинные, вразлёт, широкие брови, темные глаза без улыбки напомнили Илье Ташкину мать, лучшую гадалку табора. Видать, Улька эта в бабку вся уродилась… Ульке, видимо, надоело, что её разглядывают. Чуть заметно дёрнув плечом, она сделала несколько шагов к огню (Илья заметил, как непринуждённа и уверенна её походка), села, небрежно откинула падающие на глаза пряди и, привалившись спиной к колесу двуколки, взяла на руки двухлетнюю сестрёнку. Ещё раз взглянула на Илью - прямо, почти с вызовом, – и не спеша отвернулась.

– Расселась, царевишна, поздоровайся! - рыкнул Мишка.

– Доброго вечера, - вежливо, но равнодушно, по-прежнему глядя в огонь, сказала Улька. В её миндалевидных, как у Ташки, глазах бились два золотых язычка.

– Как ты её назвал? - усмехнулся Илья.

– Не я назвал, цыгане! - фыркнул Мишка. -Так и зовут - "царевишна"!

Видал, как ходит, как смотрит?! Откуда взялось только! Она так и по ярмарке плавает, - нос кверху, выступает, будто анператорская дочка, - а за ней гаджэ стадом: "Цыганочка, постой! Цыганочка, спой, спляши! Цыганочка, дай на тебя посмотреть!" А она, чертовка, им в ответ: "Давайте по пятаку, не то бегом побегу!" И дают, что ты думаешь! И серебро кидают! Влахи к ней сватаются, сами платить готовы!

Так что ж ты?.. - удивился Илья. - Отдавай! Девка в самых годах, чего дожидаешься?

Мишка помолчал, помялся, почесал взлохмаченную голову. Покосился на жену, и Ташка ответила вместо него:

– Да вот вбил себе в голову, что хочет её за своего отдать, и всё тут. Ничего понимать не желает.