Дорогой Джим

Вернувшись в стоящий на отшибе коттедж Ифе, мы не выходили оттуда несколько дней подряд. Знаю, это может показаться тебе глупым, ведь, в конце концов, не идиотки же мы… понимали, что нас будут подозревать в первую очередь. И тем не менее, сейчас для нас гораздо важнее было то, что мы снова вместе… а о том, что станем говорить в полиции, можно было подумать и потом. Впрочем… Сказать по правде, наше туманное будущее в тот момент волновало нас меньше всего. На прошлом был тоже поставлен крест — осталось только настоящее: мы втроем, словно оказавшиеся на необитаемом острове. Стоило только закрыть глаза, как нам казалось, что время повернуло вспять, мы вновь в своей детской, на втором этаже родительского дома, и папа с мамой, закончив дела, скоро поднимутся наверх пожелать нам доброй ночи.

Первую ночь мы провели без сна — забравшись втроем в одну постель, пытались уснуть, но все тщетно. Уже перед рассветом нам все-таки удалось задремать — но это был не сон, а скорее уж беспамятство. После того что мы сделали, наши тела налились свинцовой усталостью. Весь следующий день — во всяком случае, насколько я помню — мы рылись на кухне в поисках чего-нибудь более съедобного, чем скучающий в холодильнике шоколадный батончик. В конце концов мне посчастливилось отыскать засохшую пастушью лепешку с творогом, которую мы честно разделили на троих. Вкус у нее был отвратительный. И мы уселись перед окном и под аккомпанемент протестующих воплей, доносившихся из наших голодных желудков, смотрели, как небо из синего постепенно стало серым, а потом и вовсе черным.

На следующий день мы как будто стали понемногу приходить в себя. Во всяком случае, мне так показалось. А может, ничего и не было, думала я… по крайней мере, ничего такого, с чем бы мы не справились? О полиции по-прежнему не было ни слуху ни духу. В конце концов я решила, что пора немного встряхнуться, а заодно и позаботиться о том, чтобы уничтожить улики. Я читала о таком в книгах. Ведь именно этого от вас обычно и ждут, верно?

Пока Фиона колдовала на кухне, пытаясь сварганить нечто съедобное из завалявшихся на кухне макарон и остатков кетчупа, я собрала нашу одежду, облила ее бензином и подожгла. Не пожалела даже любимую куртку Ифе, ту самую, разрисованную желтыми бабочками, — она тоже полетела в костер вслед за моей малоприличной юбкой. Избавиться от ножа оказалось труднее. С помощью плоскогубцев мне удалось-таки отломать рукоятку — я швырнула ее в огонь, и через минуту она расплавилась, превратившись в уродливый черный ком. Затем, прихватив лезвие, я углубилась в лес, подступавший к самому коттеджу Ифе, — тот самый, где она часто стояла, прислушиваясь к его голосам. Поросшие зеленоватым мхом деревья молча сомкнулись вокруг меня — и по спине поползли мурашки. Стараясь не думать о страхе, я искала подходящее место. Потом, отыскав спиленный почти до основания дуб с единственной уцелевшей веткой, выкопала возле пня ямку фута три глубиной, бросила туда нож, после чего тщательно разровняла землю, прикрыв это место сухими ветками. Когда я уже повернулась, чтобы уйти, меня вдруг словно громом ударило. Не знаю, почему я не подумала об этом раньше… Наверное, просто не до того было.

Похоже, Джим сам поставил сцену своего ухода из жизни… сам руководил своим убийством — разве не так? Другого объяснения у меня не было… Иначе с чего бы он так откровенно наслаждался, мучая и унижая Ифе у нас на глазах? С таким же успехом он мог бы сам воткнуть нож себе в грудь. Помню, как я разозлилась, когда до меня вдруг дошло, как ловко он обвел нас вокруг пальца. Ублюдок просто посмеялся над нами. Теперь я понимала, зачем ему это было нужно. Рано или поздно он все равно допустил бы ошибку, и тогда кому-то из гарды, посообразительнее остальных, удалось бы надеть на него наручники. Возможно, это произошло бы как раз в день его свадьбы. И тогда бы одной тюрьмой дело не закончилось. Возможно, он догадывался, что любая легенда начинается с трагической смерти.

Меня затрясло… не помню, сколько я простояла так, застыв от ужаса, не в силах сдвинуться с места. Что это, гадала я… запоздалый шок или эффект тех сказок, которые рассказывал нам Джим? Не знаю…

Раздувая огонь и глядя, как остатки нашей одежды превращаются в пепел, я то и дело бросала взгляд в сторону поля. Когда стоишь в самом конце посыпанной гравием дорожки, повернувшись в сторону города, можно видеть, как в окнах домиков на окраине зажигается свет и огоньки приветливо мигают тебе, точно звездочки на небе. Дом Мойры, укрывшийся за ближайшим отрогом холма, отсюда не был виден. Но я догадывалась, что она сейчас мечется из угла в угол прихожей среди пластмассовых статуэток святых, то и дело поглядывая на часы. Потому что Джим все еще не вернулся домой. Клянусь тебе — на мгновение мне даже стало жаль ее. Вдруг из кухни потянуло чем-то горелым. Вздохнув, я зашагала к дому. «Моим сестрицам, похоже, удалось-таки погубить наш ужин», — с грустью подумала я.