Дорогой Джим

— У нас молоко закончилось, — объяснила я сестрам, которые несли караул под окнами коттеджа, отбивая атаки любопытных, стремившихся туда пролезть. — Я только туда и обратно, — соврала я. Нацепив бейсболку, оставленную кем-то из заокеанских ухажеров Ифе, я уселась на велосипед и покатила в ту сторону, откуда слышался гомон толпы. Ощущение было такое, словно я оказалась возле Колизея в тот час, когда наступает время кормить стаю голодных львов, — по спине у меня забегали мурашки вдвое крупнее тех, что появлялись, стоило мне только представить себе Джима лежащим в гробу. Какие-то пожилые супруги сфотографировали меня пару раз, когда я проезжала мимо них. На мгновение я даже пожалела, что тут нет Джима — пусть бы шепнул им на ушко то же самое, что тому громиле шведу, — и тут же устыдилась себя. Почему Эвви не отвечает на мои эсэмэски? Когда из-за угла вынырнула церковь, я как раз гадала, что из себя представляют девчонки в Сочи, куда укатила Эвви. Я молила Бога о том, чтобы они были страшны, как смертный грех.

Тетушку Мойру я заметила не сразу.

Это случилось, только когда я, пробравшись в церковь через заднюю дверь возле того места, где обычно хоронили монахинь, обратила внимание на все еще пустующий алтарь. Сквозь витражные стекла струился яркий свет, выхватывая из темноты белый гроб — такой же безупречно чистый, как Джимов «винсент». Отец Мэллой, нагнувшись, старался успокоить какую-то женщину, которая, рухнув возле него на колени, беззвучно молилась.

— Пожалуйста… прошу вас, — бормотал он. — Пора начинать. Пойдемте… я вас провожу.

Моя тетка нарядилась в траурное платье — настолько черное, что все вороны в городе наверняка обзавидовались бы. Лица ее мне не было видно — оно оказалось закрыто такой плотной вуалью, что издали походило на погребальную маску. И все-таки, несмотря на это, увидев, что она повернулась в мою сторону, я благоразумно юркнула за угол.

Потом отец Мэллой, распахнув двери, пригласил собравшихся войти — и я услышала топот, как будто в церковь ворвалось стадо слонов. Интересно, долго ли я проживу после того, как кто-то из обожательниц Джима застукает меня здесь, гадала я. В «Южной звезде» уже появилось несколько статей под броскими заголовками «ГАРДА ОКАЗАЛАСЬ БЕССИЛЬНА НАПАСТЬ НА СЛЕД КРОВАВЫХ УБИЙЦ». Ей вторила выходившая в Дублине «Айриш миррор», уже успевшая окрестить нас «СЕСТРАМИ СТИЛЕТТО». ^[29]Конечно, ни единой улики, позволившей бы обвинить или хотя бы заподозрить нас, не было — Ифе, благослови ее Бог, об этом позаботилась. А тот мужчина, что выгуливал собак неподалеку от места, где произошло убийство, как выяснилось, ничего не видел. Кроме того, сразу же после того, как мы уехали, пошел дождь, смывший все следы, а заодно и наши отпечатки пальцев.

Фиона подробно описала мне ту женщину из коттеджа — Келли, кажется. Мне показалось, я заметила ее в толпе, когда, надвинув на лицо бейсболку, шмыгнула к своему велосипеду. Она была очень хороша собой — черное шелковое платье до щиколоток, залитое слезами лицо, словом, типичная героиня какой-то оперы. Стоит ей только заметить меня, и мне конец, успела подумать я. Келли сочувственно пожала тетушке Мойре руку, и отец Мэллой приступил к отпеванию.

Но подлинное безумие началось после того, как закончилась похоронная служба.

Видишь ли, Джим стал в Каслтаунбире яблоком раздора еще до того, как Брона, спохватившись, приступила наконец к исполнению своих обязанностей. Мнения местных на его счет разделились. Его приятель Томо, как выяснилось, успел уже засветиться в тюрьмах не только Корка, но и Дублина, иначе говоря, имел криминальный список длиной с милю. Поговаривали, что они с Джимом вместе учились в школе, да только не в обычной, а в исправительной — но проверить, так ли это, не удалось. Жутким историям об изнасилованных и зверски убитых девушках верили далеко не все — в особенности много сомневающихся было среди тех, кто сидел в пабе, когда Джим рассказывал ту легенду о волке, и кто попал под очарование его медоточивого голоса. Все это означало, что об упокоении на кладбище Глибе и речи быть не может. То же самое относилось и к другому погосту, в пределах городской черты. Слухи о массовых убийствах сделали-таки свое дело — очарование главного подозреваемого изрядно поблекло. В конце концов кое-как удалось принять компромиссное решение.