Дорогой Джим

— Что он шлет? О чем ты говоришь? — спросила я, стараясь, чтобы голос мой звучал по возможности равнодушно, и чувствуя, как ледяной ужас, волной прокатившийся по всему телу, сковал меня до самых кончиков пальцев.

— Сувениры, — ответил Страж Ворот, с удовольствием покатав на языке это слово, как будто оно показалось ему слишком мягким по сравнению с тем, что он собирался сказать. — Сувениры из своих странствий. Они прибывают — в коробках и в конвертах, в зависимости от того, что, как он считает, мне пригодится больше. — Страж Ворот выпустил дым в микрофон и со вздохом добавил: — Только на этой неделе почтальон приносил их дважды.

Какое-то время я молча таращилась в окно, за которым стояла ночь.

— И что было внутри? — сделав над собой усилие, пробормотала я.

— Подарок. Подарок, который ты вряд ли захочешь увидеть, — с подчеркнутой грустью в голосе проговорил Страж Ворот. Прежний отеческий тон, так раздражавший меня, исчез, теперь в его голосе слышалось только сожаление. — Или даже представить себе.

— Не знаю… А ты уверен, что мы говорим об одном и том же человеке? — севшим голосом спросила я. Теплый бриз с залива стал вдруг казаться ледяным и промозглым. — Тот, о котором думаю я, просто насильник и убийца — и к гадалке не ходи.

— Разъезжает повсюду на том же красном «винсент-комет» — это он? — настаивал Страж Ворот.

Могла ли я забыть об этой детали? Джим даже договорился, что трое мальчишек из местной школы будут по очереди приглядывать за его драгоценной игрушкой, чтобы быть уверенным, что ни неуклюжий турист, ни какой-нибудь выпивоха не поцарапают его сокровище. Джим всегда платил наличными, и ребята были просто счастливы.

— Единственное, что он любит больше мотоцикла, так это самого себя, — буркнула я.

— Но убийства ведь прекратились, не так ли? Я имею в виду молодых женщин, с которыми он проводил время. Ни статей в местных газетах, ни кричащих заголовков, верно? И для этого есть причина.

Я знала, что это за причина. Я видела, как Джим болтается в баре Мак-Сорди, угощая пивом всех, кому придет в голову одарить его улыбкой. А каждую пятницу вечером он дулся в покер с парнями из местного полицейского участка. Не говоря уже о том, что он очаровал и отца Мэллоя и теперь по воскресеньям исправно пел в церковном хоре. Но мне хотелось, чтобы Страж Ворот сказал об этом сам.

— Ну и что за причина? — поинтересовалась я.

— Думаю, ты знаешь это не хуже меня, — произнес голос, в котором вновь слышались заботливые отеческие нотки. — Ему удобно в вашем городе. Как кукушонку, который вышвырнул остальных птенцов из гнезда и теперь с комфортом устраивается на новом месте. Он ни за что не уедет из города. Держу пари на что угодно, он уже подготовил почву для чего-то… ммм… постоянного. Ну как — я прав?

Мне вспомнился бриллиант, который он преподнес тетушке Мойре, и вдруг безумно захотелось ворваться в их спальню и вонзить этому ублюдку нож в сердце.

— Кто ты, наконец? — спросила я, сгорая от желания разбить эту чертову металлическую коробку и вытащить моего мучителя оттуда за уши. — Гадаешь на хрустальном шаре, да? Почему бы тебе тогда не приехать сюда и не уладить это дело, раз ты такой проницательный?

— Потому что я боюсь его. И тебе советую.

— Есть у него слабые места? Как его можно остановить?

Я уже заранее знала ответ. Зачем я спрашивала? Думаю, просто чтобы услышать, как этот дружеский голос подтвердит, что есть еще кто-то, кому это известно.

— Ты ведь видела, как он смотрит на женщин, верно? — проговорил Страж Ворот, швырнув окурок сигареты куда-то — судя по звуку, пепельница была размером с кратер вулкана. — Вот в чем твое слабое место, Ночная Ведьма. Это правда, чистая правда и ничего, кроме правды…

— А ты сам-то когда-нибудь пытался его остановить? — спросила я. Но в наушниках не было ничего — только шумел океан мегагерц, волны его вздымались и опадали, и плевать им было на то, слышит их кто-то или нет.

Потом вдруг за моей спиной послышался негромкий шорох.

Я обернулась.

На пороге стояла Ифе, бледное лицо ее на фоне розовеющего предрассветного неба казалось пепельным. Поверх ночной рубашки она натянула мою мотоциклетную куртку, на ногах у нее были эти жуткие цветастые ботинки на толстой рубчатой подошве. Подойдя ко мне, близняшка обеими руками взъерошила мне волосы — я едва удержалась, чтобы не расплакаться. Я была так счастлива, что она наконец на ногах. Фиона, выйдя на крыльцо, присоединилась к нам — сунув в рот три сигареты сразу, она молча прикурила их, после чего с торжественным видом вручила нам, словно бесценные дары. Я окинула взглядом свою семью, ощутив при этом прилив гордости, которую, наверное, испытывает только мать, когда ее чадо, шлепнувшись на землю, самостоятельно встает на ноги и топает дальше.

Я широко улыбнулась девочкам. Они только старались казаться бодрыми — моя свихнувшаяся на своих сфинксах старшая сестра и светловолосая близняшка. А я… я уже знала, что нам теперь делать.

— Знаете, мне только что в голову пришла классная идея! — объявила я.