Дорогой, это смерть

Я повесил трубку. Да, сэр, этот Джордж был настоящим кретином. Коль уж я собираюсь в ночной клуб, где так или иначе выясню относительно своей участи, мне сейчас нет никакого резона прятаться. Сейчас либо через час — какая разница? Чтоб убить время, я отправился в бар, уселся на табурет и заказал бурбон с теуаканой. Оказалось, это настолько вкусно, что я решил повторить. Оглядевшись по сторонам, заметил несколько отталкивающих физиономий, одна из которых была мне знакома по недавнему посещению виллы «Дель Map». Все было тихо, и я решил развлечь себя изучением афиши, рекламирующей ночное шоу.

«Эль Пенаско» значит «скала» или «утес», а также прекрасное название для ночного клуба, в котором можно пообедать и потанцевать и который подвешен сбоку утеса. Чтобы вся эта штуковина не бухнулась в воду, она со всех сторон была взята в тяжелую конструкцию из металлических балок. Будь здесь прозрачный пол, и посетители могли бы видеть океан, плещущийся в ста футах под ними.

Гвоздь программы этого шоу был поставлен по образцу «Ла Перла», шоу в отеле «Мирадор», похоже, одном из самых красивых и необычных ночных клубов мира, и заключался в том, что какой-то самоубийца нырял в сверкающем свете прожектора с утеса высотой 120 футов над уровнем океана. В придачу к этому самоубийце «Эль Пенаско» представлял сегодня вечером Марию Кармен, танцовщицу-акробатку, работающую с Эрнандесом и Родригесом, — так гласила афиша. Там была и фотография Марии Кармен, хорошенькой мексиканочки лет двадцати с небольшим, и фото этих Эрнандеса с Родригесом, но они меня не интересовали.

Прошло двадцать минут после нашего телефонного разговора с Глорией, уже было восемь тридцать, поэтому я вышел в вестибюль и стал ждать. Через пять минут появились два парня, смахивающие на Родригеса с Эрнандесом, потом ко входу подкатил большой желтый «кадиллак», из которого выпорхнула эта Мария Кармен, уступив руль швейцару.

Она была самых что ни на есть стандартных размеров — так по крайней мере казалось с первого взгляда. Однако впечатление она производила отнюдь не стандартное. Говорят, мексиканки созревают очень рано, Мария, держу пари, созрела в шесть лет. Сейчас она была такая милашка.

Когда она поравнялась со мной, я взял и сказал: «Привет, Мария». Из чистой бравады. Люблю бравировать. Она остановилась, решив, что перед ней кто-то знакомый, и сказала:

— Buena noche.[3]

Похоже, меня ожидали трудности. По-испански я говорю спотыкаясь на каждом шагу, и если эта крошка Мария собирается со мной общаться при помощи этих «buena noche», мне пора сказать ей adios[4], одно из немногих испанских слов, на котором я не спотыкаюсь.

Воспользовавшись случаем, я сказал:

— Я поздоровался с вами из бравады. Узнал вас по фотографии.

Она засмеялась и сказала на чистейшем английском:

— О, такое часто случается. Как вас зовут?

— Шелл Скотт.

— Салют, Шелл. Ну, я пошла. — Что она и сделала. Но прежде, чем завернуть за угол, остановилась и, повернув голову в мою сторону, крикнула: — Эй, Шелл, приходи, если можешь, на представление.

И исчезла.

Через две минуты я увидел выплывшую из темноты Глорию. Она поднималась по ступенькам, красивая и почти холодная в сравнении с Марией Кармен, тем не менее очень привлекательная в своем роскошном синем платье, которое вполне могло сгодиться для ныряния за жемчугом. Она радостно улыбнулась мне и подмигнула своим зеленым глазом.

— Привет, Шелл. Мне удалось улизнуть. Вижу, ты жив-здоров.

— Да, но все еще никак не оправлюсь от шока. Этим платьем ты можешь вогнать меня в новый.

— Нравится? — Она улыбнулась. Потом вдруг понизила голос: — Пока ты не позвонил, я все гадала, где тебя искать: то ли здесь, то ли в океане.

— Я не оказался там только благодаря чуду. Что называется, висел на волоске. Но волосок оказался крепким. — Я взял ее под руку, и мы направились в сторону ресторана. — Большое тебе спасибо, Глория, — ты ринулась на мою защиту как львица. Я перед тобой в долгу.

Она стиснула мой локоть и улыбнулась.

— Я непременно востребую с тебя этот долг.

Пока мы поднимались по бетонной лестнице в «Эль Пенаско», она все время смеялась и стискивала мой локоть. Мне это нравилось, и я тоже несколько раз стиснул ее локоть. Мы пришли рано, так что удалось занять столик на двоих прямо перед танцевальной площадкой. Я заказал выпивку и огляделся.

Здесь все было просто, однако создавалась иллюзия, будто ты плывешь на волшебном ковре. Сзади нас скала нависала над левой частью зала, в основном находящегося под открытым небом. Тут не было ни стен, ни окон, ни потолка, а только безбрежное пространство и перила высотой в четыре фута, окружавшие зал со стороны океана. Похоже, огромную площадку невероятным усилием втиснули в скалу, после чего на ней наставили столы и стулья. К шероховатой поверхности гранита лепились лампочки освещения. Слева на танцплощадке было небольшое возвышение для оркестра, который пока безмолвствовал.

Нам принесли выпивку, и я обратился к Глории: