Дорогой, это смерть!

Припарковав машину в темном местечке напротив основных строений отеля “Эль Энкантадо” и выйдя из нее, я занялся поисками двадцать седьмого номера. Отыскал его и застыл как вкопанный, ибо мое положение было весьма затруднительным. Не мог же я просто подойти к двери и постучать. В таком случае мне бы пришлось сказать примерно следующее: “Привет, Джорджи. Мне бы хотелось побеседовать с твоей женой. Только не стреляй”.

Конечно, я мог позвонить из вестибюля отеля, но ведь нас вполне могли подслушать. Похоже, что жучка подключили даже к аппарату в моем номере. Здешние гангстеры знатоки своего дела, к тому же очень предусмотрительны, так что теперь, по всей вероятности, прослушиваются все аппараты. Но куда страшней то, что дома может оказаться ее благоверный. Что ж, в таком случае можно будет влезть в окно. Я вспомнил те распрекрасные времена, когда в последний раз влезал в окно, в окно спальни в Лас Вегасе, и немедленно стал приглядывать подходящее. Внутри коттеджа горел свет, значит, кто-то был дома, однако были спущены наружные жалюзи. Я пошел вокруг коттеджа и столкнулся с серьезным препятствием.

Отель “Эль Энкантадо” так же, как и “Лас Америкас”, раскинулся на одной из макушек Горы Каньонов, которая образует обрывающийся в море отвесный утес. Большинство коттеджей имеет со стороны океана небольшие террасы, с которых открывается чудесный вид на океанские дали, а также на отвесный обрыв футов в двести глубиной, на дне которого плещутся волны и дыбятся скалы. К большинству из этих террас доступ возможен лишь из коттеджей, и мне отнюдь не хотелось рисковать собственной жизнью только из-за того, чтобы заглянуть в окно.

Я обошел домик вокруг и оказался на краю обрыва. Терраса, можно сказать, парила в воздухе, но я по крайней мере смог спокойно перелезть через барьер, огораживающий ее с трех сторон, и теперь стоял на деревянном настиле террасы. Увы, она оказалась всего примерно в половину задней стены коттеджа. С этой стороны было открыто одно окно, из которого падал свет на улицу, и мне не терпелось туда заглянуть. Беда была в том, что оно находилось на расстоянии примерно трех-четырех футов от барьера в дальнем конце террасы и встать там можно было только на воздух, который, как известно, для этой цели не годится.

Я направился в ту сторону. Деревянный настил выступал за барьер примерно дюйма на четыре, так что, перешагнув через барьер, я смогу встать на этот небольшой выступ и, держась за барьер, нагнуться вперед и заглянуть в комнату. Правда, для этого придется напрячь мускулы и забыть, что ты висишь над бездной. Игра вряд ли стоит свеч даже в том случае, если бы там выделывала свои штучки Хэди Лэмар, потому что подо мной, на сколько простирался взгляд, был сплошной мрак. Мне не были видны отсюда белые гребешки волн, однако я слышал, как о скалы разбивались и, шипя, откатывались назад буруны.

Я не мог позволить себе роскошь просто стоять и пялиться в темноту, поэтому я закинул ногу на барьер, перелез через него и очутился на этих самых четырех дюймах древесины, которые, похоже, теперь усохли на один дюйм, и, уцепившись за барьер, нагнулся вперед. Мой подбородок оказался всего лишь на уровне подоконника, однако весь интерьер небольшой комнатки, судя по всему гостиной, был передо мной как на ладони. А также Глория. Та самая Глория, у которой чудесная фигура, зеленые глаза, рыжеватые брови вразлет и гнусные приятели. Джорджа не было видно поблизости, и я тихонько окликнул:

– Эй, Глория!

Она вздрогнула, подняла голову от книги, предварительно отметив пальцем строчку, и огляделась по сторонам. Потом опять уткнулась в книгу. У меня начинало ломить плечо.

– Эй, Глория, – громким шепотом повторил я. Она захлопнула книгу, вскочила и вышла из комнаты, очевидно, решив, что кто-то пришел. Мое плечо разламывалось от боли.

Глория вернулась меньше, чем через минуту, все еще недоумевая, в чем дело. Я не слышал, чтоб она спрашивала у Джорджа, не он ли ее звал, и поэтому решил снова попытать счастья.

– Я здесь, Глория, – сказал я самым обычным голосом.

Она замерла на месте, потом медленно повернула голову. Теперь она смотрела на меня в упор, на мою голову, наклоненную под углом к подоконнику, смотрела, не в состоянии вымолвить ни слова. Выражение ее лица нисколько не изменилось, только еще выше взлетели брови. Определенно она не верила своим глазам.

– Привет, Глория, – сказал я, и она лишилась чувств. В моем висячем положении я ничем не мог ей помочь. Окно было довольно далеко от террасы, и я при всем желании не мог просто так в него влезть, поэтому я висел между небом и морем и ждал, когда она придет в чувство. Я убеждал ее, что это я, весь целиком, а не одна моя голова без туловища или мой призрак и что вообще все обстоит шикарно, вот только бы Джорджа не было дома, а она все никак не приходила в чувство. В конце концов я убедил ее, что я – это я, и она наконец пришла в себя.

– Господи, что ты тут делаешь? – спросила она, не вставая с пола.

– Джордж дома?

Разумеется, он отсутствовал, иначе я бы уже плавал в океане.