Не мог я и понять Прима, что, впрочем, было неудивительно. Он пока еще ничего нам не сказал, и мне не терпелось побольше узнать. Я смотрел на него, а он лопал так же от души, как и мы все. Его аппетит не казался искусственным или наигранным. Может быть, он все же был человек.
— Откуда у ваших поваров рецепты? — спросил я.
— Есть не так много вещей, которых мы не знаем — даже такие относительно тривиальные вещи, как техника приготовления давних блюд, хорошо нам известны. Мои «повара»… — тут он хохотнул, — все это было сделано машинами. Мы только заложили данные.
— Ваша технология — просто фантастика.
Прим откинулся назад, воспитанно вытер губы розовой салфеткой.
— У нас нет технологии, — ответил он.
5
Я внимательно посмотрел на нашего хозяина. Если в его лице и можно было прочесть какие-либо эмоции, они были выражены такими ужимками, которых я понять все равно не мог бы. Я вспомнил, что он уже говорил относительно собственной принадлежности к человеческому роду. Временами я почти видел эту искорку, эту маленькую его частицу, которая светилась в угольно-черных глазах. По крайней мере, мне казалось, что время от времени я мог увидеть этот огонек человечности. Большую часть времени на лице его как бы застыла приятная маска, которая была обращена ко всем и вся. Я никак не мог понять, что же скрывалось за этой маской, что составляло самую суть этого существа. Что-то чужое, в этом я был уверен. Что-то таинственное, непроницаемое. Тень чего-то слегка жутковатого все время выглядывала из непроницаемого его обличья.
— Как это? — ответил я на его последнее утверждение.
— Как я и сказал, технологии у нас нет. То есть, я хочу сказать, что у Кульминации нет своей оригинальной технологии. Все, что у нас есть, было получено нами в наследство от великих, создавших множество технологий культур прошлого, — он обвел рукой все, что нас окружало, и продолжал: — На пример, это строение. Само по себе оно является технологическим чудом — самосовершенствующаяся, самозащищающаяся крепость. Ей, по меньшей мере, полмиллиарда лет…
— ПОЛМИЛЛИАРДА! — ахнул Юрий, поперхнувшись коньяком. Он прокашлялся и сказал: — Не может быть, вы шутите.
— Смею вас уверить, что ни в коем случае не шучу. Прах той расы, которая построила эту крепость, лежит в геологических слоях вместе с остальным, что они построили и совершили. Они всего-навсего память — причем очень слабая. Но эта крепость вечна. Разумеется, она сперва была построена не здесь. За время своей долгой истории она не раз переносилась с места на место, пока, наконец, не оказалась здесь, на Микрокосмосе.
— А зачем? — спросил Шон. — Что же такое Микрокосмос?
— Искусственная планета. Ее первоначальная цель была очень многосторонней. Мне кажется, что самое удобное было бы воспринимать ее как…
— Погодите минутку, — вмешался я. — Вы хотите сказать, что Микрокосмос построили тоже не вы? Что Кульминация — чем бы она ни была — не построила эту планету?
— Конечно, нет. Сам Микрокосмос — это реликт давно прошедших дней. — Прим наполнил свой стакан и продолжал: — Как я уже говорил, легче всего было бы представить себе это строение как, скажем, фрагмент давно прекратившего свое существование учебного центра, который занимался высшей наукой: сочетание университета, библиотеки, музея, исследовательской лаборатории и так далее. Это, по крайней мере, дает представление о первоначальной функции этого здания. Остальное не так-то легко воспринять, хотя надо отметить, что в идею этого здания была заложена и мысль о развлечениях, не только о работе. Кроме того, как ни странно, в нем была и определенная религиозная направленность. Что это было, мне вам трудно передать с помощью тех слов, которые известны. Если хотите, вы можете исследовать историю этого места, хотя я хотел бы сказать вам, что с точки зрения того, что вам придется тут делать, это вряд ли представляется важным…
— А что именно, — сказал я, — простите меня, что перебиваю, — но… все-таки…
— Нет-нет, ничего страшного, — откликнулся Прим. — Продолжайте, пожалуйста.
Я воспользовался той самой бутылкой коньяка, которую Юрий обнаружил среди дюжины прочих бутылок спиртного на столе. Это был очень качественный напиток, и, хотя я не мог назвать марку, коньяк не был никакой экзотикой. Просто первоклассное пойло. Я хлебнул из рюмки и сказал:
— А что именно нам предписывается тут делать? Нас протащили через всю Галактику, с одного конца на другой, мы оставили земной лабиринт далеко позади, приехали на самый конец дороги. Что теперь?
— А-а-а.
Прим уселся в кресле поудобнее, поставив руку со стаканом вина небрежным жестом на подлокотник. Он скрестил ноги, и жест этот показался мне настолько человеческим, что мне даже стало не столь страшно.