Дорогой враг

— Вряд ли это то, что тебе нужно. Ради всего святого, Мейкон. Ты нанимаешь меня отчасти для того, чтобы я помогала тебе, пока ты выздоравливаешь, но, как только я пытаюсь предложить тебе помощь, у тебя начинается истерика.

Истерика? Я начинаю нервно щелкать зубами.

— Я тебя не нанимал. Ты сама пришла ко мне. — Я ударяю большим пальцем по груди, как бы подчеркивая эти слова. — И часть сделки заключалась в том, что ты будешь беспрекословно подчиняться моим приказам.

Видно, что она изо всех сил старается сохранять хладнокровие. Делайла делает глубокий вдох, отчего ее грудь высоко поднимается. Не хочу уделять этому внимание. Не хочу, чтобы она находилась рядом.

— Послушай, — начинает она, — я просто пыталась помочь тебе выбраться из-под стола.

Теперь мне становится тесно в собственной коже, теле, одежде. Я разоблачен.

— Я сказал, что мне не нужна твоя помощь.

— Все говорит об обратном.

— Убирайся.

Она лишь приподнимает бровь, скрещивая руки под своими пышными сиськами.

Во мне поднимается неуправляемая ярость, беспомощность и отчаяние. Неприятный жгучий поток эмоций разливается по телу, и, не задумываясь и не заботясь ни о чем, я выплескиваю его наружу.

— Убирайся! Проваливай!

Крик звенит в ушах, разносится по комнате. Он такой громкий, яростный, что Делайла буквально подпрыгивает. Ее прекрасное лицо бледнеет, и, не сказав больше ни слова, она выбегает из комнаты.

Я смотрю, как Делайла убегает в ужасе от моего поведения. Я никогда не выходил из себя, особенно из-за чего-то настолько неважного и несущественного. Она пыталась помочь. А я оттолкнул ее и накричал.

Непрощенный образ моего отца, стоящий над маленькой версией меня с поднятым кулаком, вспыхивает в голове. Он любил использовать свой рост и силу, чтобы запугивать тех, кто слабее и меньше его.

У меня скручивает желудок, комната болезненно давит.

— Черт.

Пробираясь по обломкам, я выкатываюсь из комнаты в коридор.

— Делайла?

Но, как только ее имя срывается с моих губ, я вижу через верхние окна, как она уезжает.

Делайла

Я не буду плакать. Я не буду плакать. Нет. Этого не произойдет.

Веки покалывает, и из меня вырывается запоздалое проклятие. Когда я увеличиваю скорость, машина подпрыгивает на подъездной дорожке, и я сильно сжимаю руль, отчего пальцы начинают пульсировать. Слова Мейкона до сих пор звучат в ушах.

Этот засранец. Тиран, подлый… придурок.

Мы всегда ссорились, но он никогда не кричал на меня так. Сила его ярости была ощутима. Она потрясла меня до глубины души.

Ничто не стоит такого ужасного отношения. У меня была своя жизнь. Хорошая. Я оставила ее не для того, чтобы подвергаться словесным оскорблениям.

Перед глазами встает пелена, и я делаю вздох, пытаясь успокоиться. Еду по шоссе, направляясь подальше отсюда. Подальше от него.

— Черт. — Я бросила все.

И его.

— Плевать. — Я не собираюсь возвращаться. Я уволюсь сама. Черт, он может отказаться от обещания. Не важно. Так или иначе, я явно была не в себе, раз предложила себя в подобном деле. Я возьму маму, и мы отправимся с ней в чудесное, долгое путешествие. Если у нее не будет возможности узнать о Сэм, то она никогда и не узнает.

Мой телефон звонит, жужжа на соседнем сиденье. Быстро смотрю на него, и внутри все переворачивается. Это он. Козел.

Я игнорирую следующие три вызова. Часть меня хочет выбросить телефон в окно. Но я не трусиха. Пожалуй, мне нужно… собраться с силами. Я не боюсь Мейкона, придурка, Сэйнта.

Я отвечаю через встроенный динамик автомобиля.

— Что?

Его голос доносится до меня со всех сторон, такой глубокий и нежный.

— Прости.

Несколько секунд я еду полностью потрясенная, поскольку извинения без вступительной речи — это последнее, чего я ожидала.

— Делайла?

Я прочищаю горло.

— Что? — спрашиваю я с меньшей резкостью.

Его вздох разносится тихим шепотом по тесному пространству автомобиля.

— Прости, пожалуйста.

— Ты уже это говорил.

— Это стоит еще повторить.

— Верно, — признаю я, ведя машину. Тихий океан мерцает оранжевыми искорками, когда солнце приближается к горизонту. Только сейчас я понимаю, что он находится слева от меня, а это значит, что я направляюсь на север. Бог знает куда. Слишком рассеянная, чтобы вести машину безопасно, я въезжаю на парковку прибрежной забегаловки, где продают тако, как раз в тот момент, когда Мейкон вновь заговаривает.

— Я не знаю, что на меня нашло. Я был не в себе. Я никогда… никогда не кричал на кого-то так.

— И, видимо, решил начать с меня.

Мейкон смеется над самим собой.

— Этому нет оправдания. Я не знаю, что сказать, чтобы загладить свою вину.

На языке так и вертится сказать, что ничто не сможет искупить подобное поведение. Но потом я понимаю, что ему было больно, неловко и стыдно, что он не мог освободиться. Это было написано у него на лбу. Я видела эти эмоции в его глазах, в напряженном выражении лица и в том, как он метался по комнате, словно дикий зверь, пойманный в ловушку. И я вмешалась, игнорирую его просьбу о личном пространстве, уверенная, что смогу все исправить. Что ему тоже стоит вести себя вежливо и прислушиваться ко мне.